Кен Бруен - Мученицы монастыря Святой Магдалины

— Это что, ответ?

— Для моего поколения вполне ясный.

Я решил не заводиться:

— Ладно, но я считаю, что вы зря тратите время и деньги.

Теренс слегка улыбнулся и заметил:

— Познакомьтесь с Кирстен — тогда поговорим.

— Ладно, деньги ваши.

— И не забывайте об этом.

Он исчез, прежде чем я успел среагировать.

Когда я шел к Шоп-стрит, кто-то дернул меня за рукав. Я повернулся и оказался лицом к лицу со своей матерью. Она наша признанная мученица, которую Бог облагодетельствовал сыном-пьяницей. Чем глубже в унитаз я падаю, тем лучше ей становится. Мой отец был хорошим человеком, а она обращалась с ним как с грязью. Когда он умер, горевать она начала всерьез и надолго.

Мать запрыгнула во вдовьи одежки и проводила каждый час в церкви или на кладбище, публично оплакивая свою потерю. Люди ее типа обычно находят священника, который постоянно за ними следует. У нее в последние годы эскортом служил святой отец Малачи, козел, каких поискать. Даже в других обстоятельствах я бы никогда его не полюбил, но в качестве заложника матери я его ненавидел и презирал. Во время нашей последней встречи он прокричал:

— Ты сведешь свою мать в могилу.

Я выдержал паузу и спросил:

— Могу я иметь письменное этому подтверждение?

Священник едва не подавился, лицо его стало багровым.

— Да ты… Да ты… По тебе ад плачет.

Ну кто сказал, что золотые дни духовенства позади?..

Моя мать сказала:

— Я видела тебя у церкви Августинцев. Ты был на мессе?

— Это вряд ли.

Ее глаза были все того же гранитного оттенка. Когда на тебя так смотрят, ты понимаешь, что милосердие даже не стоит в повестке дня. Правда, иногда мать снова начинала стонать. Как, например, сейчас:

— Сынок, я совсем тебя не вижу.

— Никогда не спрашивала себя — почему?

— Я ежедневно за тебя молюсь, ставлю свечку во время мессы.

— Зря стараешься.

Она попыталась принять обиженный вид, но ничего у нее не вышло, и она сердито изрекла:

— Ты моя плоть и кровь.

Пришел мой черед вздохнуть. Определенно, это заразно.

— Ты что-нибудь еще хотела сказать, мама?

— У тебя жестокое сердце, Джек. Разве мы не можем с тобой выпить по чашке чая, как цивилизованные люди?

Я взглянул на часы:

— Я опаздываю на встречу. Мне пора.

— Я много болела.

— Охотно верю.

— В самом деле, сынок?

— Разумеется, у тебя же не было ни одного приличного дня за всю твою поганую жизнь.

Я повернулся и пошел прочь. Без сомнения, отец Малачи скоро обо всем узнает в подробностях. Сердце у меня колотилось, я чувствовал, как дрожат руки. Около отеля «Империал» пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание.

Мужик, с которым я был знаком, поднимался по ступенькам и предложил:

— Пинту не желаешь, Джек?

Я ничего не желал так сильно, но ответил:

— Нет, спасибо, в другой раз.

— Уверен?

— Пожалуй.

На следующий день я выбросил костюм. Пошел в «Сент Винсент де Поль» и купил там блейзер, серые брюки и несколько белых рубашек. Вернулся в гостиницу и примерил покупки. Неплохо, явный прогресс. Сидевшая в вестибюле миссис Бейли воскликнула:

— Надо же! Вы замечательно выглядите.

— Вы так думаете?

— Точно. Новая женщина?

— Некоторым образом.

— Подождите минутку.

Она исчезла и вернулась с темным вязаным галстуком. Сообщила:

— Галстук принадлежал моему мужу.

— Я не могу его взять.

— Разумеется, можете. Теперь стойте спокойно.

Миссис Бейли повязала мне галстук и заметила:

— Теперь вы просто красавец.

— Благодарю.

На площади я сел в автобус. У Доменик-стрит он сломался, и я подумал: какого черта, мне полезно пройтись пешком.

У Найл-лодж я сверился с адресом, который дал мне Теренс, и начал подниматься по Тейлорз Хилл. Можно было не сомневаться, здесь жили люди с деньгами. Я прошел мимо гостиницы «Ардилон» и наткнулся на ирландские ворота. Толкнул створки и оказался на длинной, обсаженной деревьями подъездной дорожке. Меня поразила тишина. Как в деревне. Затем показался дом, трехэтажный особняк, окна которого были увиты плющом. Я подошел к входной двери и позвонил.

Через несколько минут дверь открыла женщина:

— Да?

Английский акцент с примесью ирландского. Она была неопределенного возраста, где-то между тридцатью и сорока. У нее были темные волосы до плеч и лицо, которое собиралось стать симпатичным, но так и не стало. Возможно, виноваты в том глаза, немигающие. Курносый нос и полные губы. У дамы был вид недавно сильно похудевшего человека. Не изможденный, но определенно слишком сухопарый. Я улыбнулся: