Михаил Март - Сломанные побеги

— А как эта курочка оказалась на месте происшествия за двести километров от Москвы?

— Ты о Новоселовой? Она ехала брать интервью у Фалька. В тот же пансионат. У них была такая договоренность. Фальк этого не отрицает. И тут все чисто.

— И опять она первая на месте преступления. Похоже, Новоселова пользуется той же уральской схемой, когда она находила трупы бизнесменов раньше милиции и ни разу не попадала под подозрение.

— Очень похоже. Но в данном случае ее никак не обвинишь в соучастии. По словам Фалька они заправились на бензоколонке при выезде из Москвы. Такую машину трудно не запомнить. Мальчик, бегающий со шлангами, запомнил «Порше» и даже время заправки. Новоселова заправлялась там же. И ее парень запомнил. Она красивая женщина и оставила ему хорошие чаевые. К тому же посылала его за сигаретами. Но Новоселова подъехала к заправке через час после того, как на ней побывал Угрюмов. Догнать «Порше» невозможно.

— Но они соучастники. Фальк и Новоселова.

— И ты знаешь, Аленушка, они даже не скрывают этого. Вот в чем главная проблема.

— Ничего не понимаю. Алла развела руками.

— Сейчас поймешь. В журнале ты об этом прочитать не сможешь. А в милицейском протоколе сказано так…

Настя достала из сумочки ксерокопии и зачитала вслух:

«По словам потерпевшего Пестрикова он очень благодарен Алене Новоселовой за оказанную ему первую медицинскую помощь. «Это провидение! Ведь я никому не даю никаких интервью и не посещаю тусовок. Моя личная жизнь принадлежит только мне и никому больше. Если я что-то хочу выплеснуть наружу, то делаю это в книгах. Алена успешно рекламировала мою книгу, и я не смог ей отказать в интервью. Мы с ней знакомы много лет. Вместе учились на одном курсе в институте. С тех пор не виделись, каждый из нас пошел своим путем». Вот так вот! Марецкий проверил эту версию, и она подтвердилась. После института Пестриков работал в Питере внештатным корреспондентом в еженедельнике. О нем давно забыли. Пропал из поля зрения три года назад. Любовные дела не оставляли времени для работы. Родных нет. Свою квартиру продал. Год назад объявился в Москве и купил себе загородный дом под Москвой. Нигде не работал. И вот недавно написал первую книгу. Это все. Только нам от этого не легче.

— Однако ты не будешь спорить с тем, что Новоселова ехала фотографировать труп Угрюмова. Упоминание о Паше Фальке и его друге в ярко-красной машине возле морга в предыдущей статье, — вовсе не случайность.

— Упоминала об этом дочь Акишина. А может она ничего не говорила о машине, мы не проверим. Мифическая миллионерша исчезла так же таинственно, как и появилась.

Алла не успокаивалась.

— А что думает об этом твой Марецкий с Петровки?

— Он не думает. Криминала нет, уголовное дело никто не заводил, расследование ему не поручали. Ты думаешь, ему делать нечего? Он занятой человек. Это мы можем позволить себе заниматься домыслами, а ему нужны факты и состав преступления.

— Что толку от наших домыслов. Мы беспомощны, как слепые котята. Что будет, если в очередной статье Новоселовой какой-нибудь свидетель упомянет о белом Мерседесе? Жди следующего трупа?

— Моли Бога, Алена, чтобы не упоминали машину твоего бывшего мужа.

Алла вздрогнула.

Вечером того же дня Аллу Васильевну посетил Слепцов. Легок на помине. Пришел без звонка вдрызг пьяный с каким-то драным портфелем.

— Тс-с-с! Я к тебе по секрету.

Сказал он с порога, едва ворочая языком и, пошатываясь, прошел в комнату.

— Интересно, с кем ты пила?

Он указал на журнальный столик, где стояли две бутылки вина и два бокала.

— С любовником. Тебе-то что?

Слепцов глянул на окурки в пепельнице.

— С желтым фильтром твои. А с белым любовника. Он голубой?

— С чего ты взял?

— Нормальный мужик губы красить не будет.

В одной из бутылок еще оставалось вино, он вылил его в бокал и залпом выпил.

— Фу, какая мерзость.

— Не пей, тебя не уговаривают.

— Все правильно. Допью дома. У меня есть запас.

— И она тебя терпит в таком виде? И что в тебе нашла молодая девка?

— Я упругий.

— Ты на себя в зеркало смотришь?

— Конечно. И все время думаю, что за урод напялил мой любимый халат.

— Совесть заела, потому и пьешь?

— Совесть — слово, созданное трусом! «Кулак нам совесть и закон нам меч». Черт! Даже Шекспира еще помню. Я принес тебе портфельчик. Там мои дневники и рукописи, написанные моей рукой. Сохрани у себя. Пока. Дневники ты все равно уже читала, ничего нового в них не найдешь.