Татьяна Степанова - Царство флоры

— Я сказал вам вчера, что испугался, – произнес Балмашов. – Это, наверное, была моя ошибка.

— Ошибка?

— Я уронил себя в ваших глазах. Вы ведь трусов не любите, не уважаете, да? В любой ситуации вы, наверное, умеете постоять за себя. И рассчитываете только на свои силы. Вы ведь из бывших военных?

— Я не военный, я опер, сыщик. Убийства раскрываю.

— Ну, это одно сословие, одна каста, – Балмашов помолчал. – Каста воинов… Ну вот, нам как раз и не хватало воина для…

Колосов обернулся. Балмашов смотрел на него, прищурившись.

— Испугаться, когда нападут, может любой, – сказал Колосов. – Важно вовремя взять себя в руки. Ну, мы идем или нет?

— Да, да, конечно, – словно спохватившись, Балмашов распахнул перед ним калитку.

Их машины стояли за забором. Свой «Мерседес» Балмашов так пока еще и не потрудился загнать в гараж.

— Так, значит, вы раскрываете убийства, – сказал он. – Надо же. А можете ответить мне на один вопрос как профессионал?

«Сейчас опять спросит, испытал ли я страх… ужас смерти». – Колосову было жарко, нудно и страсть как хотелось закончить весь этот балаган и убраться отсюда восвояси.

— А кто сказал, что нельзя убивать? – тихо спросил Балмашов.

— Закон, дорогой Андрей Владимирович. Закон, не нами придуманный. Это который «не убий».

— Который «не убий», – усмехнулся Балмашов, – сказал «посмотрите, посмотрите на лилии…». Вот, – он с хрустом сломал стебель росшего у забора дудника, – разве это не убийство? То, что я сейчас совершил?

— Вы куст порушили.

— Я убил его, это существо, сломал позвоночник, хребет этой жизни, живой жизни, живой. – Балмашов отшвырнул стебель. – И так сколько раз? Миллион. И как знать, что эта жизнь почувствовала, когда рука моя причинила ей боль. Не то же ли, что и я в тот вечер, когда меня научили… Когда мне… каждой клетке моей, каждому нерву, мускулу дали почувствовать, что и моя драгоценная жизнь, как эта, может вот так же легко, очень легко оборваться. Мы с вами пришли, майор. Вот эта тропинка.

Колосов огляделся. От дома их отделяло метров сто – не больше. Тропинка уводила от дачной дороги в лес. Где-то там, за деревьями, слышались плеск воды, детский визг и смех – там было то самое озеро, которым так славился дачный поселок Троицкая Гора. К озеру, кроме дачной дороги, вела масса тропинок, пробитых дачниками. Та, на которую указывал Балмашов, была малохоженой, заросшей травой. А трава в середине июня вымахала по пояс. Густыми были и заросли, окаймлявшие тропинку. Колючий шиповник тут, правда, не рос, все больше боярышник, ракита и еще что-то, названия чего Колосов опять же не знал и знать не хотел.

— Значит, в тот вечер вы шли здесь? – спросил он. – А все же чего так-то? Приехали домой, бросили машину у ворот. Сегодня-то вон сразу в дом пошли и меня повели. Сами ж говорите – жена. И в тот вечер она дома была. А вы вдруг от нее куда-то на сторону, к озеру.

— Я вам сказал, я хотел взглянуть на болотные растения в их естественной среде. Эта тропинка ведет на тот, противоположный берег. Там топко, там мало кто купается, только рыбаки по утрам сидят в камышах. И там есть отличные экземпляры водных растений, я хотел на них посмотреть.

— Так темно ж было как в ж…, то есть поздно.

— Я не обращал на это внимания. И потом, у меня было такое настроение. – Балмашов махнул рукой. – Я был опустошен, выдохся… Эти ночные страхи. Я мог сорваться в присутствии Флоранс, а она… ей нельзя нервничать. Я должен был, обязан был успокоиться.

— Там, на берегу у болота?

— Просто я хотел прогуляться перед сном, считайте, что так.

Колосов вздохнул. Лапша, ох лапша… Говорит, а у самого лицо дергается, рот как-то странно кривится. Красивый ведь мужик, бабы на таких гирляндами вешаются. Богатый, продвинутый. Творческая личность вроде как, тусовщик в шарфе. А они через одного «герычем» подпитываются. А в героиновом мороке чего только не почудится. И эти соломоновы лилии еще… При чем тут лилии?

Они медленно шли по тропе. Колосов осматривал кусты. Раздвигал ветки, заглядывая в жаркую душистую чащу. Местами кусты были поломаны, сквозь них были проложены тропы, ходы. Тропинка оказалась не такой уж и нехоженой, а вполне дачной, избитой.

— Вот здесь я оглянулся и почувствовал, что меня кто-то преследует, – сказал Балмашов.

Кусты окружали их стеной. «Да, ночью тут, пожалуй… того, пень за упыря примешь», – подумал Колосов. Он смотрел себе под ноги. Следы могли бы что-то показать, но земля под ногами была влажной, раскисшей, собственные следы тут же смазывались, оплывали. Вот если бы чуток подсохло, то…