Михаил Март - На раскаленной паутине

Так она и до завтра здесь простоит. Только лишнего свидетеля ему сейчас не хватает.

Не долго думая, он схватил ее за безвольную руку и потащил к выходу. Как только они оказались на лестничной клетке, манекен ожил и оглушительно завизжал. Журавлеву потребовалось немало усилий, чтобы зажать девчонке рот. Она брыкалась, нанося ему острыми каблуками ощутимые удары по коленям. Такая пигалица, а сил хватает, с виду — не подумаешь.

Внизу хлопнула дверь, опять открылась и вновь хлопнула. Звучало угрожающе, как выстрелы. Воздух сотрясался от гулкого топота. Журавлев прихватил девушку за талию и, как непослушного ребенка, понес наверх, при этом крепко прижав ладонь к ее рту.

Переступая по две-три ступени, он быстро добрался до последнего этажа и уперся в чердачную дверь. Слава Богу, здесь нет замков. Он толкнул дверь ногой и очутился в темном душном помещении со стойким запахом пыли. Девчонка уже не сопротивлялась, значит, в отключке. Не отдала бы концы, молил Бога беглец, выбираясь через слуховое окно на раскаленную солнцем крышу.

Омоновцам потребуется минут пять для осмотра приемной и квартиры адвоката. Скорее всего, они не забудут про чердак, если по температуре тела не решат, что убийца давно уже смылся.

Минута ушла на разведку. Прыгать с седьмого этажа с живым грузом на плечах — не лучшее решение. Соседний дом примыкал к крыше вплотную, но он был этажа на три выше. Метрах в двух над уровнем крыши находилось окно примыкавшего здания. Пыльное, грязное, без единой форточки. Вряд ли окно принадлежало жилому помещению.

Журавлев усадил бесчувственную куклу на крышу, прислонив ее к стене. Только бы не очухалась. Ее визг услышат в Москве.

С третьей попытки ему удалось зацепиться за узкий кирпичный карниз окна. Собрав все силы, он подтянулся на руках, но перехватиться было не за что. Рама гладкая, ручек нет. Пришлось идти на риск. Он стукнул лбом по стеклу, и оно вылетело целиком, что спасло его от порезов. Впервые за последние сутки голова принесла хоть какую-то пользу. Журавлев перехватился за раму и поставил колено на карниз. Дальше все было просто. Открыв одну створку, он проник вовнутрь.

Полутемное заброшенное помещение напоминало гимнастический зал. Гантели, штанги, канаты, кольца, бревна, маты, мячи, и все было покрыто пылью. Тут и веревка нашлась. Он привязал один конец к трубе отопления, а второй выбросил через окно на крышу. Послал ему Всевышний подарочек в виде дополнительной нагрузки, будто у него протекала беззаботная райская жизнь и ее требовалось усложнить, чтобы она медом не казалась. Пришлось вновь спускаться на крышу. Обвязав девчонку за талию, Журавлев пошарил в ее сумочке, которая каким-то чудом все еще висела на ее плече, нашел платок и сделал из него кляп. Сирену пока лучше заткнуть.

Взобравшись по веревке назад, он затащил девушку в зал. Уложив ее на мат, он взял лист фанеры, стопка которой покоилась в углу, обломал по размеру окна и втиснул в оконный проем. В помещении стало еще темнее. Другие два окошка находились под потолком с противоположной стороны зала, но в них только кошка пролезть могла. Но окна окнами, а для нормальных людей существуют двери. И как он сразу об этом не догадался? Синдром таракана, ищущего только щели.

С дверью не повезло. Она оказалась железной и запертой с наружной стороны. На такую его лба не хватит. Печальное завершение путешествия. Вряд ли менты устроили перекур. Они действуют, а он сидит в мышеловке. Уберутся они нескоро. Убийство есть убийство. Вынюхивать будут долго, каждый угол.

Пока он ломал голову и прикидывал варианты, девушка очнулась.

Пришлось уделить внимание подруге по несчастью, и, чтобы не оставить ее заикой на всю жизнь, он вынул кляп изо рта и изобразил на своем лице улыбку. Правда, это ему только казалось, что она получилась обворожительной. Девушка лежала неподвижно с закрытыми глазами, и лишь тяжелое дыхание говорило о ее медленном возвращении к действительности.

Лицо бледное, без единой кровинки, очень хорошенькое. Шпильки из волос повыскакивали, и темная толстая коса спадала вдоль груди чуть ли не до пояса. На вид ей было не больше восемнадцати.

Пушистые ресницы дрогнули, и девушка открыла глаза. Огромные, карие. Она еще не ожила в полной мере, а находилась на границе сознания и сна. Ни страха, ни радости, ни отчаяния. Постепенно ее взгляд начал приобретать осмысленное выражение.

Тихим голосом она спросила:

— Ты кто?

— Твой друг. Пытаюсь тебе помочь.