Михаил Март - Не тронь добычу!

— Я тут ни при чем. Ваша невнимательность во всем виновата. Значит, я не в вашем вкусе, если остался незамеченным. В позапрошлом году я и ваш новый шеф были приглашены на шестидесятилетие вашего отца Михаила Романовича Белоцерковского. Мы же с ним очень давно сотрудничаем. Правда, юбилей отмечали в ресторане и там было много народу. Но вас я очень хорошо запомнил. К сожалению, вы были с мужем и, как мне показалось, вполне счастливы. А потом я его случайно увидел у нас на проходной. Разумеется, он меня не узнал, а я не стал напоминать о себе. Не думал, что ваш муж мог пойти работать в охрану. Задавать вопросы генералу тоже неэтично. Так что извините за невежество.

— Забудьте. Вы мне испортили настроение. Давайте сменим тему.

— С удовольствием. Я слышал ваши рассуждения о скульптуре. Хотите, покажу вам один шедевр?

— Вот это другое дело. Хочу.

Они поставили пустые бокалы на поднос и вышли из зала в коридор. Миновав лифт, возле которого стояли охранники, они подошли к кабинету Прозорова, и Шульга открыл дверь своей карточкой.

Свет в кабинете горел.

Рита узнала каждый предмет в мини-музее шефа компании. Но озиралась так, будто попала сюда впервые. Она пыталась понять, с какой целью ее привели сюда. На первый взгляд тут ничего не изменилось.

— Один этот небольшой зальчик стоит дороже нескольких залов Эрмитажа, — начал экскурсию Шульга. — Вот, к примеру, эта золотая статуэтка.

Он взял в руки увесистого голубя, осыпанного драгоценными камнями, сантиметров в тридцать высотой.

— Шедевр Средневековья. Говорят, будто этот золотой голубь — воплощение Святого Духа в золоте — был подарен рыцарями тамплиеров папе римскому. Но в конце девятнадцатого века исчез из Ватикана. В музей такую штучку не поставишь. Продать тоже очень трудно. Выгоднее вернуть ее Ватикану. Они обещали не задавать вопросов и выплатить премию в несколько миллионов евро. Мало, конечно. Крохоборы… Святой Дух бесценен!

Он продолжал говорить, а Рита вспомнила, как ее бывший муж, ныне покойный Паша, стаптывал кроссовки, рыская по библиотекам в поисках материалов по древним реликвиям. Но он никогда не говорил ей, что положил глаз на эту вещь. В России ее продать невозможно, вывезти тем более. Она видела висящие на стене полотна Гогена. Их еще не продали. Но Шульга будто их не замечал, а рассказывал о картине Кандинского и набросках Врубеля.

— Бог мой. И все это находится здесь без присмотра?

— Вор в окно не влетит, Рита. Он не святой дух. А вот в дверь войти можно. Только не теперь. Это смог сделать ваш бывший муж. Теперь и его нет.

— Как он мог это сделать?

— Вы же знаете об ограблении офиса?

— По-моему, вся Москва знает.

— Оно произошло не без его участия.

— Трудно себе представить.

— Ничего сложного. Он не один год здесь проработал, пока подобрал нужный ключик. Но просчитался. Его зафиксировала видеокамера внутреннего наблюдения. Награбленное вернули на следующий день, а парня пожалели. Ему даже пленку показали. Кажется, человек должен был усвоить урок. Нет. Он повторил свою вылазку. Только уже не сам.

— Почему вы так в этом уверены?

— Потому что на этот раз грабители не стали включать свет, а заклеили глазок видеокамеры пластилином. Мы не знаем, кто нас грабил.

— А он тут при чем?

— Очень просто. Когда дверь открывается, автоматически включается свет. Человек не может его выключить, не зная, как это сделать. Пока он дошел бы от двери до видеокамеры, то попал бы в кадр. На две-три секунды, не меньше. Но пленка никого не зафиксировала. Это говорит о том, что питание в здании было отключено. Только при автономном питании выключатель срабатывает как обычный тумблер. Хочу — включу, хочу — выключу. Без знания таких тонкостей сюда незачем совать нос.

Шульга подошел к стене, встал между окнами в проеме и указал на крошечную точку в стене, между шторами.

— Вот глазок камеры. До двери не менее семи-восьми шагов. Попробуйте остаться незамеченной. А в темноте вы не найдете глазок. Он не имеет выпуклостей.

— Это вы его убили?

— Нет. Думаю, что с ним не захотели делиться.

— Зачем вы все это рассказываете мне?

— Хочу предостеречь вас, Рита.

— От чего? Предостеречь надо Прозорова от беспечности.

— Бесполезно. Он неумолим. Грабители все погибли. В живых не осталось никого. Кроме вас. Только вам мог доверить свою тайну Павел Митрошкин. И только вас мог интересовать Поль Гоген.

Риту словно током ударило.

— Зачем же вы меня позвали сюда? Чтобы я ходила по этой комнате и постоянно спотыкалась о краденые шедевры?