В комнате повисло томительное молчание. Сидя рядом с Летисией на диване, Паскаль обнял ее за плечи.
— Я считаю, что, попросив работать над «Музыкальным приношением», Беранже поставил тебя в очень сложное положение. И он это понимает, потому и приказал охранять тебя. Если кто-то хочет любой ценой помешать раскрытию этого секрета, то совершенно очевидно, что лучшая защита состоит не в том, чтобы искать, а в том, чтобы заставить поверить, будто ты отказалась от этого. Я боюсь за тебя, любовь моя…
Летисия улыбнулась и поцеловала его.
Зазвенел колокольчик у входной двери.
— Должно быть, это Жиль, — сказала Летисия, — я попросила его прийти.
Она встала, чтобы пойти открыть, а Паскаль демонстративно вздохнул и, когда комиссар вошел в гостиную, поздоровался с ним с мрачным видом. А Летисия сияла. Она села за пианино и с гордостью объявила:
— Вы будете довольны мной, Жиль. Я обнаружила нечто неожиданное в королевской фуге. Я еще не знаю, что она скрывает, но заметила, что тема прошла через века, словно заворожив поколения композиторов. Начну с того, что напомню вам подлинную версию.
Она проиграла вступительную часть первого ричеркара «Приношения». Жиль сел напротив Паскаля и, казалось, погрузился в музыку.
— А теперь послушайте начало «Фантазии до-минор» Моцарта.
Она сыграла. Первые ноты, такие характерные, были те же самые, в том же ритме, потом Моцарт отдалился от начальной темы.
— Несмотря на сложность вариаций, — сказала Летисия, — первые ноты четко определяют тему «Фантазии», и Моцарт возвращается к ним время от времени, особенно в последней части.
Она помолчала и повернулась к Жилю.
— Что вы об этом думаете?
— Ничего. Часто бывает, что композиторы в чем-то копируют один другого. Моцарт заимствовал также у Гайдна, а Бетховен — у них обоих…
— Да, конечно, — сказала Летисия, откидывая со лба прядь. — Но у Моцарта именно это заимствование не может быть безобидным. Вспомните, Фридрих Второй дал эту тему Баху, а что связывает Фридриха и Вольфганга Моцарта?
— Они оба были франкмасонами, — дал ответ Паскаль, немного раздраженный разговором, из которого он был исключен.
— Да, — согласилась Летисия. — И не забывайте о тональности двух частей: до-минор, то есть с тремя бемолями при ключе. Три бемоля, как и три диеза, характеризуют масонские произведения: впрочем, это есть и в тональности ут-минор, когда он позднее сочинит свою «Масонскую траурную музыку». [122] Кёхель, N9 477. — Примеч. авт.
— Но Бах, — возразил Паскаль, — не был масоном.
— Верно. Тем не менее, не желая преуменьшать его заслуги, отметим, что по крайней мере начало темы было написано Фридрихом Вторым. Вот послушайте это удивительное свидетельство! — добавила Летисия, хватая книгу, лежащую на пианино.
— Надо бы сначала определить, что в самой теме принадлежит Баху и что — Фридриху Второму, — высказал свое мнение Жиль.
— Да, да… — сказала Летисия, листая книгу. — А, вот! Это Готфрид Ван Свитен рассказывает принцу Кауницу [123] Кауниц, Венцель Антон (1711–1794) — австрийский государственный канцлер.
о своей беседе о «Музыкальном приношении» с Фридрихом Вторым в Берлине двадцать шестого июля тысяча семьсот семьдесят четвертого года, значит, через двадцать семь лет после его написания. Он говорил с королем о Вильгельме Фридемане Бахе: [124] Бах, Вильгельм Фридеман (1710–1784) — сын И. С. Баха, композитор и органист, так называемый «галльский» Бах (жил в Галле).
«Все, кто знал его отца — то есть Иоганна Себастьяна, — считали, что он, Фридрих, не имел к этому отношения, и, чтобы доказать мне обратное, король громко пропел тему хроматической фуги, которую когда-то дал старому Баху, и тот сразу же разработал фугу на четыре голоса, а потом на пять и наконец на шесть обязательных голосов». Вот видите, а историки сомневаются, что Фридрих Второй в таком возрасте мог вспомнить тему, ведь многие годы он больше занимался войнами, чем музыкой. Напротив, если это свидетельство правдиво, значит, он сам придумал тему. Тогда ясен смысл того, что он говорит Ван Свитену.
— А что же тогда сделал Бах?
— По мнению большинства специалистов, он переработал тему и придал ей широту. И весьма возможно, что только пять первых нот, очень отличающихся от остального, были Фридриха и что Иоганн Себастьян переработал вторую часть темы, более сложную. Но главное…
Летисия заколебалась, опустила голову и помрачнела.
— Но главное? — спросил Паскаль.
Читать дальше