Лев Пучков - Изгой

– Ну, в принципе...

– Да, тут нюанс, – озаботился Филин. – Список не держи на месте, води им из стороны в сторону, будто показываешь аудитории, расположенной по кругу.

– Зачем?

– Это чтобы не видно было, что руки трясутся. Води медленно, без рывков, справа налево, потихоньку, потом слева направо, оператор будет повторять твои движения, чтобы достигнуть эффекта статичности, и все выйдет нормально.

– Надо Ленке сказать...

– Да она в курсе, это распространенный прием. Когда список в фокус попадет, она автоматом поведет за ним объективом. Тебе повторить суть речи?

– Да нет, я запомнил.

– Ну все, начнем. Так, хлопцы, давай всех на позицию. Лена, иди сюда!

Люди Филина подтащили пленных к лавке, в том числе и Яныча.

Интересно...

Я заметил, что с козырька свисают четыре петли. Они что, собираются и его вздернуть?! Ну и зачем тогда были нужны все эти танцы с бубнами?

Ленка выплыла из машины, взяла камеру и приблизилась к нам.

Филин приготовил свою камеру:

– Я тоже буду снимать, на всякий случай. Дим, готов? Смотри, дублей не будет. И – надо все сделать быстро: в петле люди долго не живут. Давай, встань перед лавкой, лицом к нам.

Я встал, куда сказали, повернулся к виселице спиной и вдруг почувствовал: я не готов...

Нет, это здорово, что спиной к ним...

Это многое упрощает...

Но я не готов! Сейчас они запляшут в петлях, за моей спиной – станцуют последнее танго со смертью, – и я, даже не видя этого зрелища – мне кажется, я просто рухну в обморок...

Нет, я все понимаю, но...

При мне никогда не вешали людей. Это же просто ужас какой-то...

– Я не убивал!!! – тонко крикнул кто-то за моей спиной. – Я никого не убивал! У меня даже оружия не было!!!

Я невольно обернулся: это кричал Яныч, глаза которого побелели от ужаса. Он отчаянно дергался в руках одного из подручных Седьмого, который накидывал ему на шею петлю.

Остальные трое, хранившие до этого гордое молчание, как будто кто-то дал им отмашку, дружно ударились в слезы.

Я заметил: до этого они старались держаться, один даже пытался вымученно улыбаться. Но все они были ранены и душевно сломлены. Им было больно и страшно, кроме того, они были так молоды – и вся эта декларативная шелуха о смерти с улыбкой на устах перед лицом врага, вся эта шахидская пропаганда мгновенно отлетела прочь – с первым же воплем их более слабого духом собрата.

– Не надо... – неожиданно прошептала Ленка, кривя губы в плаксивой гримасе. – Я вас прошу...

– Не понял, – удивился Филин. – Что – «не надо»? Снимать не надо?!

– Не надо всего этого... – Ленка вдруг рухнула на колени, бросила камеру и, протянув к Филину руки, взмолилась: – Ну я вас прошу... Пожалуйста! Не надо!!!

Вот это новость так новость.

Нашу злюку-мегеру пробило на сострадание?!

К кому?!!!

Не ожидал...

– Не надо!!! Вы же люди!!! Что вы делаете?!!!

– Твою мать... – растерянно ругнулся Филин. – Федя! А ну, быстренько забери ее.

Федя подхватил Ленку, утащил в машину и отъехал к ангару. А по-моему, и сам удрал с охотой – видно было, что эта процедура ему в тягость.

– Держи, – Филин отдал Ленкину камеру одному из своих людей, свободных от экзекуции. – Будешь снимать вторым номером. Встань туда, вроде неплохой ракурс. Дим, ты готов?

– Ммм... Гхм...

– А жалко, да? – Филин вдруг подошел ко мне вплотную и, пристально глядя мне в глаза страшным немигающим взором, поддел жестким, как гвоздь, пальцем мой подбородок. – Жалко пацанов?

– Пожалуйста, не надо!!! Я никого не убивал!!!

– Ммм...

Да жалко, господи, конечно, жалко! Я знаю – это враги, знаю – они хотели нам зла...

Но сейчас они плачут навзрыд за моей спиной, и у меня самого дрожат губы...

И я не знаю, смогу ли я сказать хоть что-то вразумительное, когда из-под них выбьют лавку...

Блин, да что там – «не знаю», я точно грохнусь в обморок...

– А мать твоя – не старая еще женщина! – заорал Филин прямо мне в лицо, перекрывая вопли Яныча. – И Федина мать – тоже! А еще у вас есть Ленка! Если бы не мы, вот эти славные парни взяли бы их и оттащили в лес. А теперь вспомни, как это было в парке – при тебе, у тебя на глазах! Как это было, а?! Ноги на плечи, да? А еще они любят садиться жопой на лицо – один насилует, другой сидит на лице, – а она задыхается, она может в любой момент сдохнуть!

Я вдруг отчетливо увидел, как будто мне показали кино: парк, кусты, торчащие вверх Ленкины ноги, задушенный хрип... Она и правда чуть не задохнулась там, когда эти твари ее накачивали...