Юлиан Семенов - Майор Вихрь (1944-1945)

— Скажите, пожалуйста, — спросил гестаповец, по-прежнему длинно растягивая гласные, — а какой-нибудь рисунок у вас на окнах был?

— Было два рисунка, — сухо ответил Коля. — Вы что, не верите моим документам?

— Какие были рисунки?

— Как всегда на паримахерских. Мужчина и женщина. С фасонными прическами.

— Хорошо… Какой машинкой вы работали? Русской или немецкой?

— Сначала русской, а потом достал немецкую, золингенской стали.

— Какая лучше?

— Конечно, немецкая.

— Почему «конечно»?

— Потому что фирма солидней.

Гестаповец распахнул свой черный портфель и достал оттуда ножницы, гребенку и машинку для стрижки волос.

— Сейчас вы покажете нам свое искусство, — сказал гестаповец.

— Согласны?

И, не дожидаясь ответа Коли, он сухо приказал:

— Пригласите Торопова.

— Сейчас же приглашу, господин Шульц, — ответил старик офицер и вышел из кабинета.

В голову Коли словно ударило: Шульц! Сначала он не понял, отчего его так ударило. А потом ясно услышал Степку, его рассказ про следователя гестапо Шульца — красномордого и здорового, который уговаривал его выступить на процессе как чекиста-связника.

Аня проснулась через час. Ей казалось, что она только на минуту закрыла глаза. Аня увидела незнакомый потолок над головой (она всегда запоминала карнизы потолков и могла по ним безошибочно определить высоту комнаты), и все в ней закружилось, заметалось, напряглось. Но так было только одно мгновение, пока она не увидела возле окна Муху. Он сидел в той же позе, что и час назад, — опершись рукой на подоконник, выкрашенный жирной белой краской.

Он сидел, закинув ногу на ногу, — уютно, по-довоенному, нисколько не скованно, будто он вовсе не в тылу у немцев, а в штабном домике после возвращения с задания — сидит себе и отдыхает бездумно.

— Ну, — улыбнулся он, — отдохнула?

— Хорошо отдохнула.

— Я на тебя глядел: красивая ты. Зачем таких посылать? Можно кого поплоше…

— Это почему?

— Так… Если поплоше какая попадется — не жаль.

— Каждый человек — человек… Да и потом, не в вывеске дело.

— Ты про душу-то не заводи, не надо, — сказал Муха, — это мы в школе проходили. Рация где? Надо выходить к нашим, в лесу у местных партизан питание кончилось, они теперь немые.

— За рацией надо идти.

— У верных людей спрятала?

— Я ее закопала.

Муха присвистнул.

— Теперь черта с два найдешь!

Аня улыбнулась:

— Найду. Завтра же найду. Вдвоем пойдем?

— Нет, втроем. Я еще одного местного с собой прихвачу.

— Кто такой?

— Один… парень… Из моей группы.

— Он не наш?

— Раз мне помогает, значит, наш.

— Это понятно. Я спрашиваю: его тоже забросили или он местный?

— Местный. Я его тут вербанул.

— Как мне называть тебя? Мухой как-то неудобно звать.

— Я — Андрей. А ты?

— Аня.

— А по-настоящему?

— Я же не спрашиваю, как тебя звать по-настоящему…

— По-настоящему меня зовут Андрий, вот и вся разница.

Аня быстро глянула на Муху и подумала: «Что он, с ума сошел — настоящее имя говорит?» Она ничего не сказала ему, села к столику и, достав зеркало, стала причесываться.

— А ты чего незавитая? — спросил он. — Сейчас модно, чтоб с шестимесячной.

— Мне не идет.

— Одели тебя ничего, — продолжал Муха, — похоже… А остальные как? В трофеях или шили по заказу?

— Кто в чем…

— Резидент в синем костюме прыгал?

— Он прыгал в комбинезоне.

— А штиблеты на нем какие были? Не помнишь, какого цвета?

— Не помню…

— Ты на карте пометила место, где спрятана рация?

— Я карту закопала.

— Где?

— Здесь недалеко.

— Пошли за картой.

— Лучше вечером. Спокойней. Я ее хоть ночью найду, я заметины в лесу оставила.

— Какие заметины?

— Ну, следы… Кору надрезала, линию прочертила от тропки, валеги накидала… Это сибирское, я это умею.

— Сибирячка?

— Почти.

— Ишь какая осторожная, — улыбнулся Муха, — все намеками да намеками. Слышь, Ань, а второй как одет? На всякий случай, чтоб знать, если резидент сгинул…

— Тоже в комбинезоне, — ответила Аня. — По паролю узнаешь.

— Ты что, не веришь мне?

— Почему? — удивилась Аня. — Как же я могу тебе не верить?

— Я тут один — три месяца! Сколотил группу! Передаю сведения, вам базу приготовил! Не сплю, не жру! Эх, чего там!

— Не сердись, Андрюша, ну что ты… Если ты волнуешься, не ходи на явку. Теперь могу пойти я. Я-то ведь знаю их в лицо…

— Ладно, там решим… Извини, что сорвался: нервы на пределе. Но за картой пошли сейчас.