Кей Хупер - Дремлющий страх

— И ты знал, что так и будет, — сказала она, и это было совсем не обвинение. — Когда это все началось. Когда ты нанял меня.

— Да. Я знал.

Слыша или чувствуя то, что возможно выражало сожаление внутри него, она сказала:

— Все нормально. Я тоже это знала.

— Хотел бы я, чтобы это помогло, — произнес Бишоп. — Будь осторожна, Райли. Будь очень, очень осторожна.

И сейчас, три недели спустя после того телефонного разговора, Райли была напряжена, раздражена и начала понемногу привыкать к окружению. Ночью на Бурбон-стрит было шумно и красочно, витал запах, которого не было ни в одном другом городе мира.

Люди заполняли улицы, некоторые из них пошатывались и шли нетвердой походкой, их пьяный смех действовал ей на нервы. Пряные запахи каджунской кухни [5] Каджунская кухня — это смесь разных культур, традиций, продуктов. Главная ее особенность — импровизация. Каджун — франкоязычный житель штата Луизиана. смешивались с затхлостью старых несвежих зданий, с сигаретным дымом и запахом людей. Время от времени направление ветра менялось, и ко всему прочему добавлялся илистый запах реки.

Чуть ниже, примерно посредине улице, было свободное место, очищенное для фокусника, чтобы он мог развлекать толпу. Он говорил громко, весело, очень профессионально. Музыка, которая громко раздавалась из клубов и стрип-баров, на улице смешивалась с печальными завываниями исполнителя в стиле фолк, его открытый футляр из-под гитары для сбора денег лежал перед ним на тротуаре.

Под яркими огнями улицы она видела, что толпа состоит из очень разных людей — начиная от нескольких, одетых в красочные костюмы, которые очевидно остались от карнавала Марди Гра, до женщин и мужчин в деловых костюмах. И где-то в промежутке находились одетые в другую одежду — от джинсов и футболок до коротеньких юбочек или шорт с молодежными топиками, которые завязываются вокруг шеи. И, разумеется, проститутки.

Райли старалась отгородиться от всего этого, пыталась сфокусировать свои мысли только на жертве.

«Ты здесь, ублюдок. Копы пока не знают этого, не знают, на каких улицах бродит охотник. Они не знают. Но я знаю. Я могу чувствовать тебя, как зуд на своей шее. Чувствовать твой запах, как ужасную вонь дешевого одеколона и застаревшего пота.

И потребность. От тебя пахнет потребностью. Сегодня ночью ты чувствуешь потребность убить, так? Прошло так много времени после того, как ты убил в последний раз. Почему ты ждал так долго? Такого раньше не было. Три недели — максимум, но целый месяц — этого никогда не случалось. Почему в этот раз ожидание длится месяц?

Все дело во мне? Ты знаешь обо мне?

Можешь меня чувствовать так, как чувствую тебя я?»

Странное головокружение нахлынуло на Райли, и она споткнулась. Она посмотрела на море двигающихся людей, а затем смогла подальше отойти от людского потока, чтобы рукой облокотиться на здание.

Она понимала, что ее тошнит, во рту был ужасный металлический привкус. Она подняла свободную руку, к губам и посмотрев на нее, увидела на ней кровь.

Языком проведя по полости рта, она так и не смогла найти ни одной ранки, никаких причин для появления крови. Она не чувствовала боли. Тогда почему…

Запах неожиданно забился в ее ноздри, и мгновение она была уверена, что ее руки скользят из-за чего-то вязкого, нож не выскальзывал из ее крепко сжатых рук потому, что он знал, что делает…

«О, Господи. Это он».

Райли поняла, что двигается только, когда прошла мимо полицейских автомобилей, которые блокировали конец Бурбон-стрит, так же как и каждую ночь. Она не остановилась, даже не помедлила. Запах и вкус крови усиливался, и она шла все быстрей до тех пор, пока, наконец, не побежала прочь от толпы, по направлению к тому, что она так не хотела находить.

В какой-то момент Райли вытащила пистолет из сумки; она едва ли осознавала, что делает это. Она понимала лишь, что бежит все быстрей и быстрей, ее легкие горели, и бок болел, когда она, наконец, нашла то, что искала.

Его. То, что осталось от него.

Она стояла на строительной площадке, частично очищенной для нового здания, но на ней не было ничего кроме огромных землеройных машин, которые высились тихо и неподвижно вокруг нее. Равнодушные, бесчувственные свидетели того зверства, совершенного здесь.

Достаточно близко стоял уличный фонарь, поэтому она могла увидеть то, что он оставил в этот раз. Остатки мужского тела, голого и окровавленного. Но только часть него.