— И все же, подлинные сатанинские обряды проводятся.
— Даже подлинные сатанинские обряды не включают в себя убийство. Тебе придется выйти за пределы… традиционного… сатанизма и по-настоящему на задворки общества, чтобы обнаружить такого рода вещи.
— Серьезно? И за пределами сатанизма есть крайности?
— Еще какие, ты бы удивился, — у него действительно были самые поразительные глаза. Она никогда не видела глаз такого бледного оттенка зеленого. Человеческих глаз, во всяком случае.
— Итак, если у нас здесь имеется оккультная активность, которая включает себя ритуальное убийство, не похоже, что ответственные — сатанисты.
— Некоторые маргинальные группы называют себя сатанистами. Так что, это все еще возможно. Или это какая-то другая группа, называющая себя как-то иначе. Или это дымовая завеса, чтобы скрыть убийство, — Райли вздохнула. — А, кроме того, все эти слухи и домыслы, и люди с их собственными скрытыми целями, которые продолжают нагнетать страсти и из кожи вон лезут, лишь бы ухватиться за искорку правды и раздуть из нее костер проблем.
— Например?
Она покачала головой:
— Однажды, я открыла дверь, и обнаружила перед собой молодую женщину, пытавшуюся собрать деньги для своей церкви. Суть ее болтологии заключалась в том, что нашим детям угрожают почитатели дьявола, и ее церкви нужны деньги для борьбы с этой армией зла. Она говорила об этом абсолютно серьезно. Дело было в милом маленьком городке, где самое плохое, что я видела — это обстрел нескольких домов яйцами на Хэллоуин, а та бедняжка шарахалась от любой тени и представляла себе, что демоны прямиком из ада вот-вот схватят ее малышей.
— Люди поверят в дьявольские происки.
— Особенно, если представители власти скажут им, что кое-что реально.
— Вот почему, — сказал Эш, — я по-прежнему считаю, что для нас наилучшим выбором будет относиться ко всему этому как к серии хитроумных мистификаций.
— Даже к убийству?
— Ты сказала, что убийца мог использовать внешние атрибуты культа просто ради того, чтобы сбить нас со следа.
— Я сказала, что это возможно. И так оно и есть. Но пока мы не узнаем, кем был этот убитый, мы не сможем выяснить, кто мог желать ему смерти.
— Ты собираешься посоветовать это Джейку?
У Райли снова появилось смутное ощущение скрытых эмоций, некоего рода долго нагнетаемого напряжения между Эшем и шерифом, но не могла достаточно сосредоточиться на этом, чтобы определить: дело касалось личного или профессионального.
Тем не менее, что-то было. Определенно что-то было. И сильное, если она заметила это даже при своих барахлящих чувствах.
Она спокойно заметила:
— Думаю, Джейк достаточно коп, чтобы знать основы без необходимости напоминать ему об этом.
Эш снова перевел взгляд в свое меню.
— Джейк — политикан.
— Я не могу указывать ему, как выполнять его работу, Эш.
— Нет, полагаю, не можешь.
Его напряженность никуда не делась. Она могла ощущать ее.
С трудом.
«Где мое ясновидение, когда оно мне необходимо? Черт, да где хоть какое-то из моих чувств?»
Они по-прежнему были приглушенными, смазанными, словно она смотрела и слушала, и прикасалась, и обоняла окружающий ее мир через тонкую вуаль. Ощущение было странным, холодящим и пугающим, это чувство удаленности от мира.
Разъединенности.
Она была одна, это она могла чувствовать.
И что еще более странно, у нее снова болела голова, но не одним из знакомых ей образом. Не тупой болью напряжения или усталости, не редким «похмельем» агонии, выводящей ее далеко за пределы собственных возможностей, а резкими короткими вспышками, следующими одна за другой каждые несколько секунд в случайных точках от области прямо над глазами через макушку и до затылка.
У Райли как-то болел зуб, боль была именно такого рода, как будто пульсировал один или несколько нервов.
В ее зубе нерв погибал.
Она опасалась даже думать о том, что могло происходить внутри ее мозга.
И вот она, посреди запутанной ситуации, которую не помнит или не понимает, мучительно сознающая, что на свободе гуляет убийца, или убийцы, почти наверняка чертовски лучше неё осведомленный о том, что происходит.
Будучи независимой и убежденной в своих силах, Райли никогда не чувствовала такой неуверенности в себе. Она была мастером по разыгрыванию ролей, что являлось одной из ее сильных сторон, но это? Здесь шла очень, очень опасная игра в жмурки, и игроку с повязкой на глазах — ей — вдобавок заткнули уши ватой и зажали нос прищепкой.
Читать дальше