Сергей Разбоев - Воспитанник Шао.Том 1

Грозно покачивающиеся деревья, враждебно оттопыреннный кустарник, валуны-исполины, словно шатуны, готовые каждую секунду свалиться на голову, не выходили из рамок своего обычного положения.

Тошнотно покруживалось в голове, как следствие последних утомительных дней. Но разум настойчиво подсказывал: не деревья, не ветер — источник подозрительного шороха. Насторожился.

Рус хорошо знал себя. Ошибиться не мог. Шумок неестественного происхождения.

Медленно перевернулся на живот. Земля, словно палуба корабля, криво заходила перед глазами. Вторые сутки как доел рисовую лепешку.

Плавно, по-кошачьи приподнялся. Еще раз, но уже внимательней осмотрелся. Все тихо. Тихо, но как-то не по-настоящему.

Кто и что уготовил ему сегодня?

Со дня на день ожидает очередного, неизвестного. День этот все оттягивается. Когда наступит этот подкрадывающийся волчий час? Неестественно, трудно ждать того, что должно было давно уже свершиться.

Вчера в небольшую родниковую выемку посмотрел на себя: темная щетина бороды, грязные выгоревшие волосы. Глаза помешанного: усталые, подозрительные.

После годов вне монастыря лицо приняло более мирской характер. А за время пребывания в России стало и добрее. Сейчас же снова почувствовал себя каким-то неземным, покинутым.

Все чаще появлялось желание лечь, заснуть и долго-долго не просыпаться. Забыть все: погоню, стрельбу, удары, зуд опасности и зуд ноющих мелких травм на теле.

Удивляло то, что сам свидетель того, как постепенно выходит за рамки контролирующего себя существа. Но ничего поделать не мог. Он раб одной цели: дойти до монастыря. Все остальное находилось где-то за пределами сознания.

…Рус уже стоял. Вокруг ни души. Тишина. Интуитивно присел. Глаза остро прошили цепляющимся взглядом ближайшую траву, землю, деревья, шумливые ветки низкого кустарника.

Одно деревце стояло особняком по отношению к остальным. На одном из его обломанных сучков висела крошечная кора того же дерева.

Скользнув еще раз глазами вокруг себя, в три прыжка оказался рядом.

Так и есть. Сердце бешено заколотилось. До слез знакомые письмена, почерк царапин настоятеля. Иероглифы. Так, по-своему, выводить мог только он. От нахлынувших воспоминаний и родных чувств затуманилось в голове. Чтобы не упасть, углубился в тень дерева, сел.

Все ясно и ничего не понятно. Но как они смогли? Почему так осторожничают? В распухшей от усталости голове все спрессовалось в один болезненный ком: и предчувствие приближающейся опасности, и постоянная готовность броситься на врага раньше, чем тот задумает, и сверх меры булькающая в крови злость к преследователям, не дающая покоя ни днем, ни ночью. Боязнь не так понять тех из братьев, которые встретятся на пути. Рваный голод, когда изредка случается возможность выпросить у какого сердобольного путника или крестьянина кусок чего-нибудь съестного.

На воде было много проще. Там высыпался в сампанах. В портах можно было набрать продуктов. Прямой опасности в море не чувствовал. Было спокойнее. Даже брился. На суше не то. Постоянная настороженность изматывала. Не позволяла расслабиться, отдохнуть. Каждое селение, которое проходил стороной, каждая фанза, стоящая на пути, джунгли, горы — все мерещилось затаившейся опасностью. И так долгие дни.

Но теперь иначе. Настоятель напоминает про отдых. Отдых без опаски. Значит, братья где-то рядом. Можно расслабиться, забыться.

Сердце Руса защемило. Близость долгожданных братьев, которые все это время поддерживали его, не оставили одного наедине с полчищем врагов, их неразличимое, но полезное содействие придавало те импульсы душевной энергии, которые не дадут упасть, заставят подняться и идти, идти навстречу будущему.

Рус не знал об отношениях между спецслужбами и монахами, но о постоянном присутствии братьев догадывался. Особенно после гибели Суня мог с уверенностью утверждать, что они рядом. Вот только всегда ли? Но сейчас, при получении лесного уведомления, знал: всегда.

И вот теперь, ублаженный нахлынувшей радостью и теплыми чувствами, лежал на земле лицом вниз, вспоминал прошлое: давнее и недавнее. Те дни, которые когда-то неторопливо и нудно текли в монастыре. Вспоминал, перебирал в памяти всех братьев. Вечно сухие, холодные глаза слезились от будоражащих воспоминаний.

Близок. Близок час развязки. Добрый Дэ советует отдыхать. Но как теперь расслабиться, когда тело полно новых сил, когда в предчувствии долгожданного момента снова можешь ухватить судьбу за рога и идти дальше. Сейчас он в сто, в тысячу раз сильнее того, который лег вечером на землю. Сейчас он снова человек. Тот, которого ждут, за которого еще идет невидимая борьба нервов и тел. Кончилось постоянное время горького одиночества, когда думалось, стоит ли так за себя бороться. Стоит ли он тех усилий, которые прилагает для сохранения собствениой плоти. Да, он помнит слова Вана в последний день. Помнит. Но когда на пути видишь только лица преследователей, когда не знаешь, на какой тропе нет врага, мир становится ужасно нетерпимым. Тогда исподтишка приходит предательская мыслишка: сядь, смирись с обстоятельствами. Лучше безмолвие каштанов над тобой, чем такие муки для души и тела, которые переносишь в одиночку, которые растравляют тебя, низводят в животное быдло. И эта усталость страннее всего: она ослабляет, она не дает проявить себя, отстоять себя. Она делает тебя рабом обстоятельств. Ты теряешься как личность, теряешься как человек. Ты не видишь, не ищешь более опоры. Предоставляешься самому себе, своим обреченным мыслям, отчаянию безысходности. Тогда ты пропал.