Сергей Разбоев - Воспитанник Шао.Том 1

Задыхался. Слезы кровной обиды, неисполненного мщения застилали глаза, туманили мелькавшие впереди силуэты. Он гнал рикшу на сумасшедшей скорости, не притормаживая на поворотах, не обращая внимания на ухабы и ямы. На одном из перекрестков врезался в массу людей, столь же горластую, что и первая. Рикша перевернулась. Вывалился сам. Поднялся гвалт, суматоха, проклятия. Пользуясь общей неразберихой первых секунд, Рус скользнул во двор ближайшею дома и снова заборами, дворами устремился к реке. В городе нарастала пальба, неистовый гул хмельной раздосадованной толпы.

Боевики «Черного лотоса» быстро окружали парк и прилегающие к нему улицы. Впереди уверенно вышагивал служитель. Он быстро отдавал резкие гортанные указания, и крепкие ребята, вооруженные замысловатыми приспособлениями, бойко разбегались по указанным направлениям.

Служитель был уверен: в этом парке он обложит беглеца и завершит шумную кампанию до появления беснующихся толп граждан.

Они выскочили на поляну у домика кладбищенского сторожа. Но старейшина вдруг застыл, как вкопанный. Идущие следом недоуменно поглядывали то на вожака, то на стоявшего в предупреждающей стойке беглеца.

Рус стоял с широко расставленными ногами, чуть согнув их в коленях. Руки, согнутые в локтях, разведенные вперед и в стороны, ладонями к небу с растопыренными пальцами, угрожающе замерли в ожидании действия.

— Истина на ладонях Будды! — вскричал потрясенно старейшина.

Нападающих смутила необычная стойка монаха, но они продолжали недоуменно поглядывать на обоих. Эта стойка им ни о чем не говорила, кроме как о предупреждающей готовности.

— Знак всесильного «Белого лотоса» — знак предупреждения, полной готовности и самопожертвования. Будда во власти момента! — явно охваченный замешательством, возбужденно говорил старейшина.

— Мы не можем поднимать руку на членов «Лотоса». Их бойцы потом никого не оставят в живых. Эти призраки безбоязненны. Быстро за мной, пока очумелый не принял наш вызов. Исчезнуть и не появляться до моих указаний. А я еще не хотел идти. Проклятие и пепел на мою голову… Быстро исчезаем. Пусть шальная толпа беснуется — мы по домам.

Скоро утих шум за большой ватагой боевиков. Медленно раскрывались глаза Руса. Лицо устало обмякло, приняло отрешенное выражение. Руки сначала сошлись вместе, но на разной высоте, ладонями внутрь, потом молниеносно разошлись в стороны, вниз, как бы раздвигая массивный занавес.

Скоро монах увидел мутный блеск вод Синьцзяна. Вдоль берега копошились рыбаки и перевозчики. Лодки приглашающе покачивались на волнах. Но он шел в отдалении, приглядываясь к суднам, определяя, какое удобнее выкрасть. На берегу находилось много народу, занятого своими бытовыми делами. Они изредка поглядывали в сторону города, прислушиваясь к пальбе, пожимали плечами, перекидывались недоуменными репликами между собой.

Возможности предпринять что-нибудь неординарное не представлялось. Долго шел он вдоль реки, пока не увидел, как очередная лодка с мотором причалила к берегу и ее владелец начал переносить поклажу на землю. Мотор он не заглушил. Осмотревшись, Рус не раздумывал — подошел к лодочнику, нагнулся к нему… Там и оставил лежать его у плескавшейся вонючей воды.

Лодка круто пошла вверх по реке, выдавливая из себя всю мощь тех сил, что были в нее заложены. Чуть не на форсаже прошла окраину города и скрылась за поворотом.

Рус сидел на подрагивающей корме и… плакал. Смоченной в речной воде майкой оттирал ушибленные места, лицо.

Уже сутки полковника Чана не оставляла в покое назойливая мысль, зачем на поиски монаха привлекаются преступные формирования. Ясно, что приказ не от генерала. Но, видно, Чану не понять, что разыгрывается в верхних этажах, если некоторые силы судорожно хватаются за любую подвернувшуюся возможность. Не подоплека ли это тех событий внутренней борьбы за власть, лоскутки которых изредка проникают на страницы западной печати. Чан иногда завидовал мощной информированности газетных концернов. Получалось, что если постоянно просматривать «Вашингтон пост» или «Таймс», то будешь лучше осведомлен о своем правительстве и его закулисности, чем живя в столице и даже занимая такой пост, который находился в его руках. Конечно, кое-что имелось у него, но по сравнению с печатью оно почему-то казалось до обидного не полным и как-то несущественным. Часто задумывался о всесилии и информированности журналистских кругов. Почему у его людей не получалось вот так прямо, открыто, с долей простой наивности заводить разговоры в светских кругах на темы, волнующие не только отделы иностранных разведок. У газетчиков получается. У них все получается. Они настойчивы, назойливы. Не у этого, так у другого выпытают нужные сведения. И подадут его так, что кажется все известно этим, до конца напичканным фактами и документами журналистам. Создавай архив из данных только репортерского толка, и он будет ничем не беднее, а в некоторых случаях и более богат материалами, чем государственный секретный фонд.