Клэр Фрэнсис: Обман

Молли так занята работой со строителями, водопроводчиками и электриками, что в последнее время я ее почти не вижу. Мы встречаемся лишь изредка, и тогда мне приходится выслушивать ее жалобы по поводу задержек с реконструкцией зданий под программу. Однако работа все же продвигается. Соответствующее разрешение комитета по делам строительства и архитектуры было получено еще в июле. Молли уверена, что дело выгорело только благодаря ее встречам с тем советником из мэрии. Возможно, она и права.

Четыре дня в неделю я работаю с утра у чертежной доски. К настоящему времени у меня набралось несколько заказов. Точнее, три: рекламный знак для бутика в Ипсуиче, рекламное объявление в газету для риэлтерской компании и, наконец, главный заказ от бурно растущей транспортной фирмы. Вернуться к своей прежней работе для меня было нелегким делом. Я и сейчас чувствую себя за доской не вполне уверенно. Мне приходится долго и упорно работать над каждой мелочью. Если говорить честно, то пока я не в состоянии выйти на открытый рынок рекламных услуг и все свои заказы получаю через друзей.

Каждую среду пишу детям письма. По две-три стандартные страницы каждому. Я стараюсь опустить письма в почтовый ящик до половины второго, чтобы они пришли к детям в четверг. Большинство родителей в основном звонят своим детям в интернат, но я люблю писать письма. Это дает мне возможность говорить на такие темы, которые во время обычной болтовни по телефону не обсудишь. В каждом письме стараюсь провести мысль о моей привязанности к Кэти и Джошу и готовности защитить их от неприятностей.

У Кэти этой осенью дела в школе пошли гораздо лучше. Оценки поднялись с достаточно скромного до приемлемого уровня. И что более важно, она стала гораздо спокойнее и целеустремленнее, как будто решила оставить прошлое позади и жить ради будущего. Разумеется, меня это радует.

С Джошем несколько сложнее. Если говорить откровенно, то я вообще не понимаю, что с ним происходит. Он учится теперь в интернате в Норфолке, милях в сорока от нас. Друзья говорят мне, что я сделала правильно, отпустив его туда. Иногда мне и самой так кажется, но чаще я злюсь на себя за то, что согласилась. Чувствую, что пребывание сына вдали от меня еще больше разъединяет нас. И боюсь этого.

Судя по всему, в интернате Джош прижился. Во всяком случае, ни воспитатели, ни педагоги на него не жалуются. Но когда он приезжает домой, то всегда бывает хмурым и неразговорчивым. У меня создается такое впечатление, будто его что-то мучает. Значительную часть своего раздражения он выливает на меня и тогда становится просто несносным. Но в такие моменты я стараюсь сдержаться, напоминая себе, что удел родителей – терпеть. И объясняю все эти сложности в поведении Джоша результатом его переживаний по поводу смерти отца. Но я не могу обмануть себя. Я сильно скучаю по тому милому, любящему Джошу, каким он был раньше.

Что я делаю в остальное время? Гуляю, хожу по магазинам, готовлю, жду Ричарда. В последнее время ему по работе часто приходится ездить в Лондон и возвращается он поздно. А я жду его, как невеста: стол накрыт, ужин на плите, сердце бьется от любого отдаленного шума машины. Дыхание прерывается от мысли о той минуте, когда закончится ужин и мы пойдем по лестнице в нашу спальню на втором этаже и ляжем в постель.

Я стараюсь не думать слишком много о своем будущем. Мне оно все же представляется не безоблачным. Я просто живу сегодняшним днем. Достаточно того, что Ричард любит меня, что он в конечном счете расстался со своей женой, что он пообещал всегда быть рядом со мной.

На душе у меня спокойно и тепло. Я гораздо более счастлива, чем того заслуживаю.

Пару недель назад ко мне заезжал Чарльз. Он напряженно сидел у камина и попивал виски с видом чиновника ООН, которому предстоит сложная миротворческая миссия.

– Было бы замечательно, если бы мы снова могли собраться все вместе, – осторожно сказал он.

Я напомнила ему, что сдерживающим фактором здесь являюсь не я, а Энн. Чарльз с грустью согласился.

Нельзя сказать, чтобы Энн распространялась о своем мнении на каждом углу. До меня, во всяком случае, такие сведения не доходили. Но я знаю, она думает, что я не сказала всю правду о смерти Гарри. Разумеется, Энн не обращает на меня указующий перст. Даже она, с ее несколько болезненным воображением не может и в мыслях допустить, что я – убийца. Однако она считает, будто я что-то скрываю. «Препятствую отправлению правосудия», как она однажды выразилась. Я не знаю, что Энн под этим подразумевает и какие видит для этого мотивы. Может, она думает, что у меня был тайный любовник, с которым я развлекалась в ту ночь, когда Гарри позвонил домой с яхты? Или полагает, будто я послала этого любовника убить Гарри, и он звонил мне с яхты, чтобы доложить о выполнении поручения? Энн, похоже, не придает никакого значения тому обстоятельству, что этого мифического любовника никто и никогда не видел, а я уже несколько месяцев встречаюсь с Ричардом. Кстати, она, видимо, не очень одобряет мои отношения с ним и считает, что я неприлично быстро утешилась.