Через пять минут он принес две чашки чаю, маленькую плоскую бутылку армянского коньяка, рюмки, нарезанное яблоко.
— Опять нет никакой еды. — Он виновато улыбнулся. — На этот раз даже сосисок нет.
От коньяка Катя согрелась, дрожь прошла. Паша говорил о каких-то пустяках, она чувствовала, как он смотрит на нее, но ей было все равно. Она только что чуть не умерла. Вяло, сквозь тяжелую, почти обморочную усталость она подумала: «Если он встанет, подойдет к креслу и все произойдет сейчас, то потом уже ничего не будет. Если он притронется ко мне сейчас, то он совершенно не тот, и ничего не понимает, и я никогда больше не захочу его видеть…»
— Четыре утра. Ты спишь совсем, — спокойно заметил Паша и встал, — я постелю тебе на своей кровати, а сам лягу на диване, в другой комнате.
Едва уронив голову на подушку, она провалилась в сон.
Солнечный луч щекотно скользнул по щеке, вспыхнул мягким розовым огнем под закрытыми веками. Стало слышно, как гудит совсем рядом Садовое кольцо. Катя открыла глаза и не сразу поняла, где находится.
На часах было одиннадцать.
— Господи, а я ведь жива, и это чудо, — прошептала она, сладко потягиваясь, и как-то совсем по-новому ощущая собственное тело, — я жива… Все. Некогда разлеживаться. Надо отправляться к Луньку и прекращать этот ужас. Дать ему ключи от квартиры, объяснить, где лежит кассета, пусть он отправит туда кого-нибудь. Хорошо бы сначала позвонить, но Катя вспомнила, что записную книжку оставила дома, еще вчера утром не положила в сумку. А наизусть телефон Валеры не знала.
Она оделась, вышла в коридор и тихо позвала:
— Паша!
Никто не откликнулся. В квартире стояла тишина. Наверное, он еще спит. Не стоит будить. Пусть отсыпается. Катя отправилась в ванную. На стиральной машине лежало аккуратно сложенное белоснежное полотенце. На полочке у раковины — запаянная в пластик новая зубная щетка. Все как на заказ. Новую щетку он, вероятно, купил для себя. Придется воспользоваться.
После душа Катя привела себя в порядок, причесалась и подумала, что неплохо бы еще и кофе выпить. И вообще, надо разбудить все-таки Пашу, хотя бы поблагодарить, попрощаться.
Она осторожно приоткрыла дверь, заглянула в маленькую комнату. Там стоял незастеленный диван. Паши не было. Интересно, куда же он делся? Может, вышел в магазин, купить что-нибудь к завтраку? Тогда надо его все-таки подождать.
Катя увидела огромный старинный платяной шкаф и зашла в комнату, чтобы взглянуть на себя в большое зеркало. На полу, между шкафом и диваном, валялся прозрачный полиэтиленовый мешок, набитый какими-то тряпками и сверху стянутый узлом. Катя всего на миг задержала на нем взгляд, и вдруг у нее сильно стукнуло сердце. Присев на корточки, она дрожащими руками разодрала узел, вытряхнула на пол содержимое мешка.
Это были женские вещи — черная шелковая юбка, лиловая блузка, парик. Ярко-рыжие длинные, вьющиеся крупными волнами волосы. Она подняла глаза, и взгляд ее уперся в небольшую темно-вишневую коробочку, которая одиноко стояла на поломанной постельной тумбе в углу. Французские духи «Мадам Жаме».
В голове молнией пронеслись слова Лунька: «Знаешь, под кем живет фирма, в которой работает твой Дубровин?.. Скелет любит Голубя, как родного сына… проверяем…»
Катя бросилась вон из комнаты, схватила свою сумку. Руки так дрожали, что она долго не могла справиться с дверным замком.
«Я ехала от его дома до своего не меньше часа, а пути всего пятнадцать минут. Он мог запросто успеть войти в квартиру, вырубить свет. И потом, пока я приходила в себя, он спокойно вернулся домой. Не получилось в первый раз, но я сама к нему пришла. Он мог десять раз убить меня, любым способом… Нет, не мог. Ему было бы сложно выносить потом тело из собственной квартиры… О Господи… Я должна была догадаться, он ушел после первого акта и потом рассказывал, как бродил пешком, дарил цветы старушкам… Какая же я идиотка, все выкладывала ему сама, и про Свету Петрову, и про бомжа Бориску. Но зачем столько диких сложностей, столько подставок? Сначала — Ольга, потом Маргоша… Ради чего? Бандит Голубь хочет заполучить казино. Возможно, Валера придумал какой-то хитрый ход, чтобы обезопасить часть своей империи. Простой стрельбой нельзя было обойтись, и Голубь решил поменять хозяина, надломить стержень… Нашелся подходящий исполнитель. Он целый год ходил на спектакли. Возможно, сначала я вызывала в нем какие-то чувства, но потом он разозлился, либо его прижали к стенке, здорово припугнули. Вероятно, и то и другое… Он успел узнать достаточно много и про Олю, и про Маргошу. И ему поручили сначала убить Глеба, только Глеба. А потом и меня… А может, он вообще сумасшедший маньяк?»
Читать дальше