— Все, о чем вы говорили с Миной, — отвечает Трев.
— О детстве Джеки. Я показывал Мине ее награды. — Джек печально улыбается. — Она была настоящим самородком. Получила спортивную стипендию. Первая из семьи поступила в колледж. — Его взгляд смягчается, он упирает ружье в землю. Она была моей первой внучкой... замечательная девочка.
— А вы кому-нибудь говорили, что Мина опрашивает близких людей Джеки?
— Нет. Я сейчас редко бываю в городе. Хотя, думаю, Мэтт Кларк был в курсе, потому что как раз у него Мина и узнала мой номер телефона.
— Вы в дружеских отношениях с Мэттом?
Джек сплевывает на землю.
— Не очень. Этот парень был недостоин моей девочки. И совсем испортился, когда отец ушел от них. Бросил заниматься спортом, начал драться, принимать наркотики. Не такого я хотел для нее, так и говорил, но она была себе на уме, моя Джеки.
— Вы допускали мысль, что это его рук дело — исчезновение Джеки? — интересуется Трев.
Джек сужает глаза и говорит:
— Вы с сестрой похожи.
— Она считала, что это Мэтт?
— Не знаю, и не спрашивайте.
— Вы думаете, что это Мэтт? — в лоб задаю вопрос.
— Давайте так, — начинает Джек. — Вам важно убедиться, а мне нет. Пусть Мэтт живет своей жизнью.
— И что случится, если вы вдруг будете уверены в этом? — не могу не спросить.
Джек Деннингс широко усмехается. В его улыбке виднеются просветы на месте выпавших коренных зубов.
— Когда настанет тот день, парнишка станет кормом для медведей в лесу даже прежде, чем его мать поймет, что он пропал.
Меня пробивает дрожь, потому что я вижу, что он не врет.
И отчасти я абсолютно его понимаю.
— Ясно, спасибо, — произносит Трев. — Мы пойдем.
— И не возвращайтесь, поняли? — указывает Джек. — Даже не думайте.
— Ваши растения в безопасности, сэр, — кривится Трев.
Не говоря больше ни слова, он скользит за руль, и я возвращаю ему ключи. Пока не выезжаем на шоссе, даже не получается глубоко дышать. Трев отключает радио и поглядывает на меня краем глаза, одной рукой держа руль, вторую высунув в окно.
Один километр. Второй.
Я тону в молчании.
За все сорок минут, что занимает дорога до моего дома, мы не произносим ни слова. И только когда он тормозит у обочины, я выхожу, и он следует за мной. Идет по подъездной дороге через задние ворота, мимо клумб, в домик на дереве, который он чинил бесчисленное множество раз.
Я забиваюсь в уголок, он садится напротив меня. Тишина сбивает с ног не хуже бури. Я вспоминаю прошлый раз, когда мы были здесь вместе, и не сожалею ни о чем, хотя, наверное, должна.
Все те же полосатые занавески свисают с одного из окон. Их легко мотает послеполуденный ветерок, кружево уже пожелтевшее и облезлое.
— Помнишь нашу первую встречу? — спрашиваю я его.
Он ошарашено поднимает взгляд. Постукивает большими пальцами по коленям, медленно вытягивая ногу. Его штанина задевает мою голень.
— Помню, — наконец говорит он. — Мина несколько недель не замолкала и все рассказывала про тебя. Помню, как радовался, что она завела друга и наконец перестала плакать. Ты поначалу такая тихая была, словно противоположность Мине. — Он улыбается. — Но всегда присматривала за ней. Я знал, что могу на тебя положиться, что ты всегда поможешь ей. Оглядываясь назад, чувствую себя таким тупым, раз не понимал, что вы двое... — Он шумно выдыхает, не то смешок, не то стон. — Так странно думать, что у нас был схожий вкус на девушек. Поэтому она мне и не сказала? — Трев переплетает руки. — Из-за тебя?
Ответ нам обоим известен, но я не могу заставить себя произнести его. Вместо этого говорю:
— Я хотела признаться тебе. Но не могла, не выдав и ее тайну. Мы с ней связаны, Трев. Я не представляла, что можно любить кого-то еще, всегда существовала только она, и всегда были мы. Всегда были только «мы», и я не могла от этого отступиться, не сломавшись. Не сломав ее.
— Она не хотела открываться, — произносит он. — И ты с этим смирилась, как всегда.
— Она боялась, — говорю я, словно должна оправдать ее.
Но понимаю, что не должна, не перед ним. Он тоже говорит правду. Мина вела, а я следовала за ней. Она пряталась, а я была ее убежищем. Она хранила тайны, а я их охраняла. Мина лгала, лгала и я. Временами мы были друг к другу совершенно безжалостны. В кои-то веки не это не идеализированное представление Мины, но такой она и была, со всей этой невыносимой, сжимающей сердце правдой.
— А ты? — резко спрашивает Трев. — Ты боялась?
— Меня никогда не пугала любовь к ней. Никогда не казалась неправильной. Я ее приняла. Но меня воспитывали иначе, не как вас, и она считала, что у меня есть выбор. Потому что мне нравятся не только девушки. Потому что у меня был... — оставляю предложение недосказанным.
Читать дальше