Ничего не говорю.
Едва ли могу даже думать.
В конце своей первой недели пишу Треву письмо. Мольба, судорожный монолог правды. Все, что мне так давно хотелось сказать.
Оно возвращается нераспечатанным. Именно тогда я понимаю, что осталась совсем одна.
Не осталось никого, кто мне верит.
Теперь я заставляю себя вспоминать, повторять каждую секунду той роковой ночи. Обдумываю возможных подозреваемых и мотивы, одновременно логичные и нелепые.
В голове крутится одно-единственное предложение, бесконечная петля слов, сказанных им ровно перед тем, как застрелить ее: Я предупреждал тебя. Я предупреждал тебя. Я предупреждал тебя.
Они толкают меня вперед, час за часом.
Я так и не разговариваю с доктором Чарльз.
Слишком занята планированием.
На пятнадцатый день моего пребывания в Центре родителей вызвали на первый родительский день.
Папа обнимает меня своими крепкими руками. От него пахнет Олд Спайсом и зубной пастой, и на секунду я позволяю этой привычности успокоить меня.
А потом я вспоминаю, как он заталкивал меня в машину. Его взгляд, когда я просила поверить мне.
Я напрягаюсь и отстраняюсь.
После всего случившегося мама даже не пытается обнять меня.
Родители сидят на кушетке, вынудив меня устроиться на противном кожаном кресле в углу. Я благодарна доктору Чарльз, что не заставляет меня сесть между ними.
— Я пригласила вас пораньше, — говорит доктор Чарльз. — Потому что я думаю, что у Софи некоторые сложности с самовыражением.
Мама взглядом прибивает меня к креслу.
— Устраиваешь проблемы?
Я в ответ качаю головой.
— Ответь как полагается, Софи Грейс.
Доктор Чарльз удивленно выгибает брови, когда я отвечаю, медленно и четко:
— Я не в настроении для разговоров.
Родители уезжают раздраженными, мы едва ли поговорили друг с другом.
На девятнадцатый день я получаю открытку. Безобидная вещица с синей маргариткой и надписью «ВЫЗДОРАВЛИВАЙ СКОРЕЕ».
Открываю ее.
Я тебе верю. Позвони, когда вернешься. — Рейчел.
Долго-долго смотрю на нее.
Так странно, что всего три слова могут что-то зажечь внутри.
Я тебе верю.
Вот сейчас я готова к разговору. Придется.
Это единственный способ выбраться отсюда.
13
СЕЙЧАС (ИЮНЬ)
Следующим утром, к тому времени как я просыпаюсь, мамы уже нет дома. На кухонном столе она оставила новый мобильный и записку.
«Позвони, если соберешься куда-нибудь».
Делаю себе тост и беру яблоко, после чего звоню ей в офис.
— Я хочу сходить в книжный, а потом, может, в кофейню зайду, если ты не против, — говорю ей, когда нас соединяют.
На заднем фоне слышны работающий принтер и чей-то разговор.
— Хорошо. Возьмешь машину?
— Если ты разрешаешь.
Мы кружимся в смертельном танце, старательно пряча оскал.
— Разрешаю. Ключи на стойке. Будь дома к четырем. Ужин в семь.
— Хорошо.
Дежурно попрощавшись, она вешает трубку. Но в ее голосе слышно напряжение.
Выкидываю разговор из головы и хватаю ключи.
Остановившись у книжного, я покупаю книгу в мягкой обложке, так что получается, что я не лгала маме напропалую. Десять минут спустя, двигаясь на север по старому шоссе, я выезжаю за город.
Здесь почти нет машин. Только время от времени попадаются грузовики тут и там на двухполосной дороге, разделяющей поля под летним солнцем и красноглинные предгорья с дубами у подножий. Я опускаю окна и врубаю музыку на всю, словно этого достаточно, чтобы отгородиться от воспоминаний.
Дом находится в конце длинной грунтовой дороги, испещренной колдобинами. Я еду медленно, объезжая их, а неподалеку машут хвостами два лабрадора.
Паркуюсь у дома. Когда я выхожу, открывается передняя дверь.
На крыльцо выбегает девушка моего возраста в резиновых сапогах в горошек, клетчатой рубашке и обтягивающих коротких шортах, ее рыжие волосы собраны в косички.
— Ты приехала!
Она подбегает и обнимает меня худенькими руками. Я отвечаю на объятие, а собаки кружат вокруг нас, поскуливая для привлечения внимания. Первый раз после своего возвращения я чувствую, что могу дышать.
— Как же я рада, — говорит Рейчел. — Нет, Барт, перестань. — Она спихивает грязные лапы пса со своих шорт. — Хорошо выглядишь.
— И ты.
— Заходи. Мама на работе, а я пеку печенье.
У Рейчел уютный дом, на деревянных полах вишневого дерева расстелены разноцветные дорожки. Она наливает кофе, мы садимся за кухонный стол друг напротив друга и греем руки о большие кружки.
Читать дальше