Ди Карт - Трегуна

— Ну, — замялся Макс, — типа того.

— Не проблема! Легко!

В скором времени 110 процентов мыслей Макса занимал Ксавьер. Он учился на факультете журналистики, был неплохо начитан и представлял собой вполне интересного собеседника. Но в системе ценностей Макса слов «неплохо» и «вполне» по отношению к Ксавьеру не существовало — лексикон Макса состоял сплошь из слов в превосходной степени. Ксавьер и Макс подошли друг другу так органично, будто столяр выточил два компонента одной детали и разбросал их по свету, а теперь они нашлись и слились в единое целое.

— Крис, — сказал ему как-то Макс, — я не могу выразить, в каком долгу нахожусь перед тобой. Если бы ты не пошел со мной в клуб в тот вечер, ничего бы у нас не было. Я бы сам к нему не подошел, а если и подошел, то наверняка напортачил бы…

— Вот еще, благодарить за такое, — отшутился парень.

— Ты не понимаешь. Я тысячу раз прокручивал у себя в голове мысль, что сейчас мог бы не быть с ним. И это была бы не жизнь, а мука. Серая тянущаяся полоса неотличимых друг от друга событий, рутинного рабочего графика, гомогенных выходных и бессмысленных встреч. А сейчас у меня столько красок в жизни, что становится страшно, а не сон ли это. И это благодаря тебе.

— Если и так, то я за вас ужасно рад! — похлопал Крис Макса по плечу.

— Ты нереальный человек, Крис. Я не понимаю, как они могли с тобой так…

— Они? Ты про Алекса и Амиру?

— Да. В частности, про Алекса. Мне иногда кажется, что встреть я его где угодно, съездил бы по роже так, чтобы зубы повылетали, и не посмотрел бы ни на то, что коллега, ни на свои чувства, которые когда-то испытывал к нему.

— Да ладно, — заметно поник Крис. — Что случилось, то случилось.

— Я тебе не рассказывал, — взгляд Макса стал рассеянным, он окунулся в воспоминания, — но однажды он сделал мне больно.

— Это как? — не понял парень.

— Когда я по нему убивался на первых двух курсах, то был готов, честное слово, руку отдать, лишь бы он стал моим. Это было маниакальное, удушающее чувство… Однажды он пришел ко мне — к тому моменту у нас уже состоялись все эти нелепые разговоры, что я гей, и все эти признания в моих чувствах. Так вот, он зашел на минуту, занести материалы для практикума, которые брал у меня. Мы очутились в моей комнате. Я долго не решался ему предложить, хотя что-то вселяло в меня уверенность, что это можно сделать. Как-никак, он же не оттолкнул меня, когда я ему открылся, не стал избегать. Да и девушки у него по-прежнему не наблюдалось. И я предложил ему попробовать. Он не сказал «да», но и не отказал. У меня страшно стучало сердце от волнения и от предвкушения, когда я опускался перед ним на колени, проводя ладонями вниз вдоль его ног — это было моей ярчайшей фантазией или даже мечтой, и вот я ее осуществил. Мне понравилось то, что я сделал ему. Ему тоже понравилось — этого нельзя было скрыть и это невозможно было не понять. Когда все закончилось, никто из нас не знал, как себя вести и что говорить, если вообще говорить. А на следующий день парень с нашего факультета подошел ко мне после занятий и так тихонечко, аккуратненько предложил ему отсосать. И очень удивился тому, что я его чуть не убил там. Он все недоумевал, почему Алексу я это сделал, а ему отказываюсь. Понимаешь, как Алекс все извернул? Выставил меня пидовкой, которой лишь бы рот открывать… Того парня, который подкатил ко мне, я толкнул с такой силой, что он влетел в стену и больно ударился спиной. Я подбежал к нему, взял за шкирку и рявкнул, что если он еще хоть раз об этом заикнется, я ему отгрызу его черенок.

— Жесть, — не верил в услышанное Крис. — Ты поэтому с ним перестал общаться?

— Не просто общаться — я его исключил из своей жизни полностью. Но то, что он сделал тебе… Своему родному брату! Это что за человек такой?

«Вы заснули, что ли?»

Возмущенный голос таксиста заставил Макса отойти от воспоминаний и оглядеться по сторонам — машина стояла в зоне вылета аэропорта. Извинившись, Макс всучил водителю деньги и вышел из такси.

На выходных Амира завезла дочку к Марии, чтобы потом съездить на маникюр, за продуктами и повидаться с подругами. С момента смерти Джозефа прошло почти три месяца, но Мария, казалось, не смогла оправиться после шока. Она не ходила в черном, не ревела, да и лицо ее выглядело вполне нормально, однако сложно было не заметить, будто в ее душе порвалась струнка, на которой держалась вся жизнерадостность женщины.

— Ну как вы, Мария? — осторожно спросила ее Амира.