Дмитрий Видинеев - Скиталец

– Уыть, уыть, уыть! – визгливо заверещал карлик, тараща из полумрака серебристый глаз.

– Убить? – Ангел провел ладонью по своему безликому лицу. – Нет, крысеныш, убивать мы его не станем. А вот наказать – накажем.

Как бы Лиру хотелось повернуть время вспять. Не намного, всего на какой-то десяток часов назад, когда притворяющаяся мальчишкой тварь была еще жива. Он помнил, как мучился, пытаясь сделать правильный выбор. И теперь понимал: ошибся! Поддался слабости и выбрал из двух зол худшее. Нужно было тащить тварь в бункер, и плевать на страх и боль, плевать на колокол! Лучше страдать несколько дней, чем стоять перед разгневанным ангелом в ожидании своей участи. Облажался по полной. А ведь мечтал добиться расположения ангела, идиот. Мечтал о поощрении от Скитальца. Но теперь… нет-нет, он еще нужен – нужен, как охотник! Есть еще время показать себя, доказать, что достоин!

Опустился на колени.

– Прости… Прошу, прости, – протянул дрожащую руку, словно выпрашивая милостыню. – Клянусь, больше не подведу.

Карлик издал каркающий звук, отдаленно похожий на смех, а ангел молча вернулся к столу, уперся в него руками.

– Знаешь, Чикатило херов, как-то мне довелось прочитать одну книжицу… Роман так себе, даже не помню, кто автор, но мне все же кое-что в нем понравилось… То, как женщина наказала двух ублюдков, таких же маньяков, как и ты. С фантазией у меня не очень, так что идею с твоим наказанием я позаимствую из этого романа. А начала та женщина вот с чего…

– Пожалуйста, – просипел Лир. – Больше не подведу.

Ангел побарабанил пальцами по столу.

– Дай мне бумагу и карандаш. И спички. Есть у тебя бумага и карандаш?

– Да, конечно! – оживился Лир. Вскочил, метнулся к столу, выдвинул верхний ящик. – Сейчас, сейчас, где-то здесь. – Тетрадь в клетку, наполовину изрисованную набросками, обнаружил быстро, а карандаш отыскал спустя минуту в другом ящике. – Вот, пожалуйста! – Он смотрел на ангела с мольбой, как на судью, который, возможно, сжалится и вынесет мягкий приговор.

Ангел вырвал из тетради лист и принялся рисовать на нем мелкие знаки и цифры: спираль, крестик, единица, треугольник, тридцать три, круг с точкой внутри, знак бесконечности, слово «имитация», семь крестиков подряд, знак, похожий на японский иероглиф…

Лир глядел на эти художества с тоской и страхом. Он не раз видел исписанные подобными колдовскими формулами бумажные полоски в руках ангела. И знал, на что они были способны. Безобидные, казалось бы, крестики, треугольники и цифры, расставленные в определенном порядке, могли сотворить удивительные, а порой и страшные вещи. Чем больше на листе становилось знаков, тем сильнее Лир ощущал себя жертвой у эшафота.

А карлик тем временем, словно бледный паук, ползал по полу, собирал рассыпанные кусочки сахара и пихал их в пасть. Хрустел и чавкал, пуская слюни. В какой-то момент уродец зыркнул на Лира, поймал его унылый взгляд, прошипел «штаый удак!» и показал средний палец. Лир вздохнул и подумал, что с радостью вспорол бы его бледное брюхо.

Когда ангел положил карандаш, тетрадный лист был исписан на треть.

– Вот твое наказание, – помахал листком перед лицом Лира. – Прямо скажу: наказание легкое. В следующий раз, если напортачишь, будет в сто раз жестче.

– Не напортачу, клянусь! – выпалил Лир. От слов «мягкое наказание» в его голове вспыхнул праздничный салют.

– Плюнь, – приказал ангел.

– Что?

– Плюнь на листок!

Лир глупо улыбнулся и плюнул, отчаянно желая, чтобы весь этот «спектакль» скорее закончился. Ему хотелось снова остаться одному, если, конечно, не считать детей в «темнице». Хотелось сидеть в полной тишине и строить башню.

Ангел скомкал лист, с минуту держал его между ладонями, после чего положил на стол и поджег. За считаные секунды лист превратился в пепел.

– Ну что же, Андрей Петрович Чудинов, готов к экзекуции?

Не дожидаясь ответа, ангел, как веером, махнул ладонью над столом. Чешуйки пепла взметнулись, закружились в воздухе.

– А теперь слушай меня внимательно, маньяк херов! Я – это ты, а ты – это я! Чего хочу я – хочешь и ты! – говорил четко, громко. – А я сейчас хочу увидеть нож, которым ты убил того мальчишку.

Больше всего на свете Лир желал видеть этот нож. Понимал: если тот не окажется сейчас же в руке, разум просто разорвет на части. Хорошо, что он был рядом на полке. Через пару секунд Лир уже сжимал в кулаке нож с длинным лезвием.

– А теперь, – ангел приложил ладонь к яйцеобразной голове, – я очень хочу отрезать себе ухо!