Джузеппе Д'Агата - Возвращение тамплиеров

На восток от монастыря и трапезной находились сеновалы и конюшни, загоны для скота и живности, в которых содержались гуси, индюки, куры и свиньи, низкие дома крестьян, мастерские ремесленников — сапожников, кузнецов, кожевенников, ювелиров, шорников. С этой же стороны поднимался небольшой холм, отсюда и прозвание аббатства — «Невысокая Гора».

Таддео решил сразу же построить на вершине холма большую часовню, которая могла бы служить одновременно и наблюдательным пунктом, и укреплением. Но план этот почему-то без конца откладывался, пока о нем и вовсе не позабыли.

Аббатство было просторным и удобным, и всюду — от спальни до капитула, от трапезной до общей рабочей комнаты, от библиотеки до читального зала — мы находили все, что только могли желать. При аббатстве имелись также больница, жилище для врача, аптека, полная лекарственных трав, приют для бедных, и вплотную к маленькой церкви, точной копии большой (но, разумеется, без двух башен у входа), был пристроен монастырь для послушников, с крохотным двориком в центре. Рядом располагалось красивое, ухоженное кладбище. Школу я уже упоминал в самом начале.

Мы, рыцари, расположились в аббатстве наилучшим образом, наслаждаясь удобствами и позволяя себе кое-какие вольности в обстановке и в одежде. Мы блюли обет безбрачия, но разрешали себе изредка взглянуть на молоденьких крестьянок. Мы хранили старинный завет — укреплять орден новыми собратьями. И действительно, в монастыре послушников нашли приют несколько молодых людей из Штутгарта и Тюрингии, а также из мест не столь близких — Гейдельберга, Ульма и Фрайбурга.

Наша черная туника (я тоже носил ее вместо белой, тамплиерской) неизменно была свежевыстиранной, а доспехи, пики и мечи мы убрали в шкафы. Из неимущих солдат мы постепенно превращались в феодалов, лишь отдаленно похожих на монахов, — причем в богатых феодалов. Так или иначе, казнохранилище рядом с обителью настоятеля было заполнено деньгами, драгоценными изделиями и золотом. Если не считать скудных новостей, доходивших через странников, то Европа и весь остальной мир оказались для нас далеко за дымкой горизонта.

Зимой 1312 и 1313 годов Таддео Курляндский, наш приор, неожиданно решил, что настало время строить часовню. Капитул несколько раз собирался и долго обсуждал этот план. В конце концов было решено, что ежедневную службу нужно проводить, как всегда, в церкви, а в часовне мы будем исполнять богослужения только по праздникам и особым случаям.

И вот однажды мы с приором, одним мастеровым и несколькими послушниками делали различные измерения на холме, как вдруг Таддео потянул носом, к чему-то принюхиваясь, и спросил меня:

— Брат, ты тоже чувствуешь сильный запах серы?

— Чувствую, да, — ответил я, посмотрев вниз — на аббатство и мастерские ремесленников, не идет ли там дым из труб. Дыма не было.

И тут мы увидели какого-то странного человека, что прислонился к большому камню и глядел на нас. Еще минуту назад на этом месте никого не было.

Человек был очень высок и страшно худ. Из-под овчинного плаща, защищавшего от сильного мороза, видна была черная ряса, прикрывавшая руки и ноги. Огромный капюшон не позволял рассмотреть лицо. Были заметны только красные глаза, сверкающие, как угли. Я готов был поклясться, что под черной рясой пустота или что она накинута на скелет. Я попытался отогнать прочь дурные предчувствия.

Все замерли, не произнося ни слова. Какой-то особый, совсем не зимний, холод — холод ужаса — пробрал нас насквозь. Запах серы исчез, но воздух сделался тяжелым.

Черный монах (не знаю, как иначе назвать его) заговорил низким, мрачным голосом:

— Меченосцы, не так ли?

Таддео словно не заметил сарказма, прозвучавшего в его голосе:

— А ты кто такой?

Пониже горящих на темном лице углями глаз появилась щель с длинными желтоватыми зубами.

— Рыцарь Креста. Не говори мне, что никогда не встречал таких.

Напрасно Таддео высматривал на одежде монаха крест, распятие или иной знак благочестия. Он нахмурился, припоминая:

— Я думал, ваша секта давным-давно отлучена от Церкви из-за какой-то греховной ереси.

— Клевета бенедиктинцев, восходящая к восьмому веку. Секта распустилась сама.

Я спросил, что это была за ересь, но взгляд пылающих глаз теперь устремился на пеньковые веревки, служившие нам для измерений.

— Зачем пришли сюда?

Таддео ответил:

— Хотим построить большую часовню.

— Церкви в аббатстве, выходит, недостаточно? Истинно верующему нет нужды в стольких церквах. — Он продолжал со смехом: — Сегодня слуги Господа только и делают, что освящают и оскверняют церкви и думают, будто подобное усердие — признак веры. Но Богу от этого мало проку, да и оскверненных церквей гораздо больше.