Виктор Каннинг - Клетка

Через полчаса после их возвращения позвонила Долли, сказала: они с Сарой купили все, отобедали в Челтнеме, а вечером пойдут в театр – надо же побаловать Сару. «Надеюсь, – добавила она, – вы сумеете приготовить ужин без нас?» Конечно. Они зажарили яичницу с ветчиной, запили ее посредственным «Шатонюф-дю-Капе», а потом уединились в кабинете и взялись за уже перелитый в графин «Крофтз» 1955 года – полковник Брантон был в прекрасном настроении, а Фарли немного грустил, зато владел собой гораздо лучше будущего тестя.

За окном темнело, черный дрозд в саду пел так же радостно, как было у полковника на душе. «Ричард, – размышлял он, – толковый, здравомыслящий парень, я его уважаю». От Брантона не ускользнуло, что за обедом Ричард едва притронулся к джину, понял: кто-то должен остаться трезвым, ведь еще до дому надо было доехать. Какая предусмотрительность!

Вино сделало предисловие ненужным, и Брантон без обиняков спросил: «Думаешь, гостиница в Дордони тебе по плечу, а, Ричард?»

– Надо попробовать. Если не в Дордони, так где-нибудь еще. Сара ухватилась за эту идею. Будем стараться изо всех сил. Другого выхода нет. Я и так слишком долго балбесничал. Пора взяться за дело.

– Да-да, пора. Пора вам обоим. Эх, мне бы твои годы. И чтоб судьба наступала на пятки. Я бы повел иную жизнь. Ведь знаешь, как бывает? Один неверный шаг – и ты на обочине до конца дней. Потому позволь, я кое-что тебе расскажу. Сейчас, когда мы одни, самое время. – Он пододвинул графин поближе к Фарли и рассмеялся. – Не бойся, я не стану читать наставления на правах будущего тестя. Отнюдь. Послушай, мальчик мой, мне, знаешь ли, когда-то отлично служилось, все дороги были открыты. Ничто не могло остановить. По крайней мере, я так думал. Во все стороны один зеленый свет. И знаешь, что я наделал? – Он залпом осушил рюмку, не сводя глаз с Фарли. «Хороший он парень, – опять мелькнуло в мыслях полковника. – Жаль, что придется его огорошить, но будь я проклят, если не выскажу все начистоту. Я и так слишком много скрывал на своем веку». – И знаешь, что я наделал? – с нарочитым нажимом повторил он.

– Нет, сэр, представить не могу.

– Еще бы. Боже мой, я тоже в свое время не представлял, что способен на это. Так вот, я попробовал поступить по-мужски. Расскажешь ты об этом Саре или нет – решай сам. Я бы, конечно, не стал. А тебе знать надо. Ты уже немало слышал о ее матери, леди Джин, так?

– Да, немало.

– Прелестная женщина, но была хитра, как всякая ирландка. Я знал и любил ее многие годы. Не женщина – порох! Я боготворил ее. Для меня она оставалась святой, хотя грешила на каждом шагу. И хотя, как говорится, о мертвых – или хорошо, или ничего, сейчас эта пословица неуместна, ведь ты собираешься жениться на ее дочери… – Он замолк, откашлялся и не спеша продолжил: – Ты женишься на дочери леди Джин, но не на моей, и рассказать об этом Саре или нет – дело исключительно твое. – Он сухо усмехнулся. – Не ожидал, да? Но тебе, как никому, положено знать всю правду. По справедливости.

Фарли помолчал немного, потом тихо предложил: «Думаю, сэр, будет лучше, если вы расскажете все по порядку, а я посижу и послушаю. Наперед скажу только одно. Мне все равно, чья Сара дочь. Я люблю ее и женюсь на ней».

– Молодчина. Я так и знал. Что ж, вот тебе все без прикрас. Однажды леди Джин сказала, что беременна уже четыре месяца, а отец ребенка жениться не хочет, хотя она согласна выйти за него… по соображениям, с любовью, можно сказать, не связанным. Тогда на ней женился я, поддавшись (мне теперь стыдно в этом признаться) на… как лучше назвать их?… – он вдруг посуровел, – на заверения, посулы, обещания быстрого и верного продвижения по службе, которые дал мне отец будущего ребенка. И не думаю, что он не мог их выполнить. Мог, но едва мы поженились, он благополучно обо всем забыл, а когда я напомнил о главном – продвижении по службе, – просто отмахнулся. Мало того, он, как я потом узнал, даже препятствовал моей карьере. Молодец, правда? А я-то, старый дурак! Одно меня оправдывало – любовь к леди Джин. А потом и это прошло. Еще бы!… – Он наполнил рюмку до краев и очень старательно поднес к губам, выпил, но вино все-таки выплеснулось, лиловой струйкой потекло из уголка рта. Он вытер его ладонью.

Ричард отвернулся, глянул в незашторенное окно. Высыпали звезды. О стекло бились два мотылька. Он понимал, ему часто случалось быть тому свидетелем – если человек захочет высказать наболевшее, его не остановишь. Лучше просто сидеть и слушать. Большего он и не просит. Его успокоят собственные слова.