Виктор Каннинг - Семейная тайна

Пятясь, он вышел из кухни. Через незакрытую дверь в коридор стал медленно выползать дым. Изнутри, сквозь дымовую завесу, доносился треск горящего дерева и уханье – огонь набирал силу.

Буш стоял в другом конце холла и смотрел, как длинные языки пламени, добравшись до порога кухни, принялись лизать дверной косяк; извиваясь, они взбирались все выше, пока не перекинулись на потолок – и разлились по нему сплошным волнообразным потоком.

Вниз по лестнице спустился Грандисон. Наверху, над лестничной площадкой взвилась и заметалась струйка дыма, похожая на пляшущее привидение.

Вдвоем они некоторое время стояли спиной к выходу – смотрели и слушали, как яростно бушует пламя. Когда оставаться в доме стало небезопасно, они вышли и плотно закрыли за собой дверь.

– Тут у него где-то собака и еще эти птицы, – сказал Буш.

– Оставьте все как есть, – сказал Грандисон. – Так будет правдоподобнее.

Он влез в машину, Буш уселся за руль, и они тронулись в обратный путь. Итак, задача выполнена. Тела будут неопознаваемы. На официальные вопросы, если таковые возникнут, будут даны официальные ответы…, все как положено.

Свернув на боковое шоссе, они остановились и посмотрели назад. Дом, скрытый высокими вязами, был отсюда уже не виден. Над деревьями повисло едва заметное облачко дыма. Они знали: теперь внутри полыхает гигантская топка – в доме властвует всепожирающий огонь.

До поворота на узкую проселочную дорогу мисс Рейнберд добралась к часу дня. Въезд преграждал запрещающий знак, а у обочины стояла полицейская машина. Две пожарные машины работали возле дома, но из-за каких-то неполадок с подачей воды они мало что могли сделать. Над вязами лениво поднимался густой черный столб дыма.

Патрульный полицейский разговаривал с ней вежливо. Он объяснил, в чем дело, и сказал, что дальше ехать нельзя. Мисс Рейнберд, с трудом подавив волнение – она была сильно потрясена случившимся, – как бы со стороны услышала собственный голос:

– Меня вы обязаны пропустить. Эдвард Шубридж – мой племянник.

Полицейский заколебался.

– Минуточку, мэм, я спрошу у главного. Он вернулся к своей машине и стал докладывать по рации. Через несколько минут мисс Рейнберд подъезжала к дому. Она уже окончательно взяла себя в руки. К Эдварду Шубриджу и его жене она не испытывала особой жалости. Но зато ей было совершенно ясно, что она должна предпринять – хотя бы во имя Гарриет.

Вот уже три года мисс Рейнберд была так счастлива, как никогда прежде. После ужасной гибели Шубриджей она без колебаний определила, в чем отныне состоит ее долг, и взяла Мартина Шубриджа в свой дом, официально признав его. Ведь он был ее внучатый племянник, единственный продолжатель мужской линии рода Рейнбердов.

Поначалу он немного робел и дичился, и временами с ним бывало нелегко найти общий язык. Но постепенно она сумела завоевать его доверие, да и сама до такой степени к нему привязалась, что скоро уже души не чаяла в нем. И, к ее величайшей радости, он мало-помалу начал оттаивать, откликаться на ее любовь, и между ними установились ровные, прекрасные отношения, которые на закате жизни согревали ее и давали ощущения счастья. Она уже и думать забыла, что взяла его к себе исключительно из чувства долга. Он стал неотъемлемой частью ее жизни, забота о его будущем стала ее главной заботой. Общение с ним, его присутствие подарило ей то, чего ей всю жизнь не хватало, и к чему она – может быть, неосознанно – стремилась. Она признавала, что у него есть свои недостатки – а у какого мальчика их нет? (Впрочем, он уже не мальчик, а вполне сложившийся восемнадцатилетний молодой человек.) Но и с этим она была готова смириться. Ей пришлось рассчитать одну-двух горничных, поскольку они, по ее твердому убеждению, несли главную ответственность: сами сбивали его с пути истинного. Ну, да не беда, это только естественно, когда молодой человек интересуется женщинами. В округе он пользовался большой популярностью, от приглашений к соседям не было отбоя. В один прекрасный день – она молила Бога, чтоб он позволил ей дожить до этого – он полюбит девушку из хорошей семьи и введет ее в Рид-Корт как свою жену. И если Господь продлит ей годы, то она, быть может, успеет увидеть и его детей. В конце концов, ей нет еще восьмидесяти, и на здоровье она пока не жалуется. Правда, бывают периоды, когда она плохо спит: ее тревожат какие-то тяжелые сны, которые ускользают из памяти, стоит только открыть глаза. И еще мигрень – временами просто спасенья нет.