Лев Пучков - Террорист

На панели красовалась небольшая иконка.

Федя, не избалованный регулярным общением с московскими таксистами (мы как-то все больше сами, своим ходом), некоторое время морщил лоб, украдкой переводя взгляд на горбоносый профиль.

– Армянин, – верно истолковал эти умозрительные экзерциции водила. – Местный.

– Да нам как-то без разницы, – смутился Федя. – Мир – дрючба – интернешнл. Все люди – братья.

– Ну не скажи, разница есть, – обидчиво нахмурился водила. – Сядешь ты к пришлому, который права за барана купил, ездить не умеет, город не знает, и вообще, колеса у него отваливаются на ходу – вот тогда и почувствуешь разницу. Вот тогда заночуешь с ним в пробке, или завезет к черту на кулички, или обнесет до исподнего. Они ж в последнее время буквально весь извоз захватили, ну просто житья нету! И самое обидное: большинство людей судят не по сноровке и повадкам, а по харе. А на харю мы многие схожи. Поэтому частенько приходится читать лекцию, что почем и с кем не надо ездить…

Чтобы не маячить на площади, мы зашли за угол, миновали длинный ряд торговых палаток и шпионски притаились у ларька с шаурмой. То есть стояли за этим ларьком и периодически высовывались, дабы обследовать дальние подступы на предмет идентификации приближающегося транспорта: конкретное место встречи не уточняли, так что Гена запросто мог проехать мимо и не заметить нас.

Довольно скоро наши телодвижения засек шаурмяс (шаурдог, шауркэт, или, не дай Бог, шаурмен – выбирайте сами, чем там вас кормит, я это не ем, не знаю, из чего оно, а точного определения в словаре не нашел).

Шаурмяс был молод и отнюдь не грозен. То ли новогодняя нега способствовала тотальной приветливости, то ли всеподавляющее Федино присутствие, но, понаблюдав за нами пару минут из-за приоткрытой дверцы, шаурмяс поинтересовался:

– Рибят, каму хочиш?

– Друга ждем, – вежливо пояснил я. – Сейчас подъедет.

– А какой друк? – встревожился шаурмяс. – Милисия, обеп, санипидем?

– Да нет, просто друг. Не волнуйся, тебя это не касается. Просто договорились встретиться на этом месте, вот и ждем.

– Ладно, хорошо. – Шаурмяс изобразил приглашающий жест: – Шаверма кущщат бум? Оч-чинь бкусна!

– Нет, спасибо.

– Да ты попробуй! Сабсэм недорого…

В этот момент из нагрудного кармана куртки шаурмяса мелодично заорал муэдзин. Знаете, как в кино про разных синдбадов бывает – сидит такой товарищ на минарете и призывает правоверных прекращать курить гашиш и гулять к ближайшей мечети? Вот примерно так и заорал.

Мы с Федей удивленно переглянулись.

– Азан! – подмигнул нам шаурмяс, вынимая мобильник и отключая сигнал. – Намас нада!

С этими словами шаурмяс нырнул под прилавок, схватил коврик, выскочил из ларька и, захлопнув за собой дверь, трусцой припустил к соседнему дому.

Я машинально глянул на часы: было начало пятого, или, если по-военному, шестнадцать ноль семь.

Из многих ларьков, как по команде, тотчас же побежали люди с ковриками – и все в одно место, в подъезд того самого дома, куда завернул наш шустрый шаурмяс.

– У них там что, мечеть? – удивился Федя.

– По виду не скажешь, обычный жилой дом. – Я пожал плечами. – Скорее всего – молельня.

– В смысле?

– Ну… В квартире у кого-то оборудовали все и молятся.

– Понятно, – Федя легкомысленно зевнул. – Значит, скоро где-то рядышком мечеть построят. Их, муслимов, тут полно…

Постояли, помолчали. Федино предположение не кануло всуе, а непрошено подвигло меня на приступ меланхоличной лирики:

– Ух ты! – удивился Федя. – А дальше?

– Куда, на хрен, дальше? Все, страна уже внемлет, ну куда еще дальше?

– Да не, я про стих. Так вроде как концовки не хватает. Как будто на полуслове оборвал.

– Ну, не знаю… А вот:

– Это, типа, мы ее теряем? – Федя обвел вокруг себя рукой – очевидно, имея в виду Москву или как минимум площадь Мирсалаева.

– Это, типа, мы ее уже потеряли, – буркнул я.

– Хе-хе…

Бездушный солдафон. Есть вещи, над которыми нельзя глумиться. Не оценил, мужлан, мой лирический порыв.

– Это смешно?

– Да не бери в голову. – Федя примирительно хлопнул меня по плечу. – Мы можем как-то помешать этому?