Мэри Кларк: Всё сама

– Это слишком дорого, Вилли, даже на сорок пятую годовщину! – воскликнула Алвира, войдя в номер.

Вилли по голосу понял, что она рада. Он остановился в гостиной и взял бутылку шампанского, лежавшую в серебряном ведерке со льдом. Придерживая пробку, мистер Мехен поглядывал то на зеркала во всю стену, то на синие воды Атлантики.

– Вилли, ну зачем нам номер с балконом? Океаном полюбоваться можно и с палубы.

Он улыбнулся.

– Милая, на этом корабле балконы наверняка есть во всех номерах.

Алвира уже перешла в ванную.

– Ты не поверишь! – почти кричала она оттуда. – Тут в зеркало встроен телевизор. Это все стоит уйму денег!

Вилли снисходительно улыбнулся.

– Дорогая, мы уже пять лет ежегодно получаем два миллиона без вычета налогов. Да и ты ведешь колонку в журнале «Глоуб».

– Знаю, – вздохнула Алвира. – Но я бы лучше потратила деньги на что-то хорошее. Ты ведь знаешь, кому много дано, с того много и спросится.

«Боже, – подумал Вилли, – а что она скажет вечером, когда я подарю кольцо?»

Он решил ее подготовить.

– Дорогая, взгляни с другой стороны. Я так хотел отпраздновать нашу годовщину. Разве я не могу показать, как был счастлив с тобой все эти годы? Кстати, я приготовил тебе еще один подарок. И если ты его не примешь, я очень обижусь.

«Говорю как политик», – подумал он.

Алвира смутилась.

– Ах, Вилли, прости. Конечно, я рада, что мы здесь. И ведь это ты предложил тогда купить лотерейный билет. А я еще сказала, что могли бы сэкономить доллар. Мне тут очень нравится, и я с радостью приму твой подарок.

Они вышли на балкон и стояли, восхищаясь океаном. Вилли обнял жену.

– Так-то лучше, милая. Только представь, как мы проведем всю неделю – будем радоваться каждой минутке.

– Да, – согласилась она.

– Ты такая красивая!

«И на это тоже потрачена куча денег», – подумала Алвира. Ее парикмахер ушла в отпуск, и пришлось краситься в дорогом салоне, который рекомендовала подруга, баронесса фон Шрайбер. Впрочем, ничего другого она и не могла посоветовать. Однако Алвира не могла не признать, что получилось отлично: волосы приобрели ее любимый рыжеватый оттенок, и стрижку месье Леопольдо сделал просто чудесную. А еще с Рождества она сбросила семь килограммов и теперь снова носила изысканные вещи, которые та же баронесса выбрала для нее два года назад.

Вилли прижал ее к себе.

– Дорогая моя, для следующей статьи у тебя одна тема – беззаботный морской круиз!

И все же в груди у него шевельнулось дурное предчувствие: что-то случится. У них все время что-нибудь шло наперекосяк.

Раймонд Броуд вошел с подносом в каюту леди Эм и начал убирать со стола. Миссис Хейвуд с помощницей ушли. Наверное, в «Королевскую гостиную», бар на седьмом этаже.

«Местечко не для бедных, – подумал Раймонд. – Вот какие люди мне нравятся!» Он ловко переставил на поднос чайник и чашки, недоеденные сэндвичи и сладости.

Затем стюард отправился в спальню, посмотрел вокруг, заглянул в ящики ночных столиков по обе стороны от кровати. Богатеи часто бросали свои драгоценности где попало, а Раймонд за этим следил.

С деньгами они тоже обходились беспечно. Если после круиза хозяину возвращали бумажник, тот никогда не замечал отсутствия в нем пары банкнот: он их не пересчитывал.

Раймонд крал с большой осторожностью и за десять лет работы не попался ни разу. И что с того, если он немного зарабатывал, сообщая таблоидам скандальные новости о шалостях звезд? Об этом тоже никто не знал: его считали отличным сотрудником.

Раймонд вернулся в гостиную и взял поднос. После осмотра охотничьих угодий на губах у него играла улыбка, но стюард убрал ее с лица, как только открыл дверь номера. Торжественный, безупречно одетый Броуд зашагал по коридору, излучая благожелательность на случай, если встретит кого-то из гостей. Волосы у него были черные, но редкие, и он зачесывал их назад, чтобы скрыть лысину на макушке.

Генри Лонгворт поправил бабочку. Хотя сегодня дресс-код позволял расслабиться, профессор не хотел выходить без галстука. Он просто не любил, когда верхняя пуговица расстегнута: это напоминало о детстве, когда он жил в трущобах Ливерпуля и носил старую рваную одежку. Еще в восемь лет ему хватило ума понять, что добиться чего-то в жизни он сможет, только если получит образование. Пока другие парни гоняли после школы в футбол, он сидел над книгами.

Когда ему исполнилось восемнадцать, Лонгворт получил стипендию в Кембридже. Другие студенты потешались над его ливерпульским акцентом. Генри изо всех сил старался избавиться от него и к концу учебы достиг своей цели.