Олег Дивов - След зомби

— Все в порядке, начальник, — сказала Таня. — Все получилось очень хорошо.

Гаршин подался вперед и заглянул ей в глаза.

— Вижу! — согласился он.

Мастер приехал в Школу к полудню.

— Помаду сотри со щеки, — посоветовал Абрам, выбираясь из необъятного багажника «Рэйнджа» с замасленным ведром и невообразимо грязной тряпкой в руках. — Герой-любовник…

— И еще у меня есть кавказская овчарка, — выдал одну из своих любимых присказок Мастер, проводя ладонью по щеке и открывая заднюю дверь, чтобы выпустить на волю Карму. — Пусть будет помада, пусть ружейное масло, пусть даже синяк. Да, Кармашка? Лишь бы не дырка от пули.

Карма обнюхала брюки Абрама, встала передними лапами на порог багажного отсека «Рэйнджа», со свистом втянула в себя воздух и начала медленно подтягиваться, собираясь нырнуть внутрь. Из-за машины возник Шериф и тут же сунулся носом ей под хвост. Карма интерес к своей особе проигнорировала, ввинчиваясь в багажник. Свист в ее ноздрях уже перешел в характерное деловитое хрюканье кавказки, взявшей след.

— Что там у тебя? — поинтересовался Мастер. — Вкусные кошечки?

— Банку варенья кокнул, — сокрушенно вздохнул Абрам, бросая тряпку на снег. Шериф тут же отстал от Кармы и потянулся к тряпке. — Такая была малина, блин! Мама просто убьет меня, если узнает.

— Наза-а-д!!! - рявкнул Мастер. Команда сработала мгновенно. Карма задним ходом вывалилась из багажника. Шериф встал как вкопанный и вытаращил глаза на коварную тряпку, оказавшуюся вдруг опасной. Абрам сморщился и поковырял в ухе пальцем. Собаки озадаченно уставились на Мастера.

— Ко мне! — приказ, хлесткий, как пощечина, сорвал Карму с места и бросил к ноге Мастера.

— Почему командный голос всегда такой противный? — задумался Абрам, подбирая тряпку и опуская ее в ведро.

— Чтобы слышно было, — сказал Мастер. — Она же у меня просто больная до сладкого, — объяснил он, кладя руку Карме на плечо и слегка вороша пышную рыжую гриву. — Спокойно могла слизать то, что у тебя там осталось, вместе со всем бензином, маслом и порохом.

— Ну, не такая уж она и дура, — усомнился Абрам. — Зря ты ее дернул.

— Конечно, не дура! На хруст обертки от конфет кидается с полусотни метров. Мало ли чего ей в голову взбредет. Не хочу случайностей.

Абрам вздохнул. «Тяжко Мастеру. Может, личная жизнь у него на какое-то время и наладилась, ну и что? Все равно он по уши в проблемах Школы. И до того напряжен, что уже срывает злобу на собаке. Гадость какая… От кого угодно я этого ждал, только не от Мастера. Значит, он все еще не нашел выход из тупика, в который мы уперлись».

Мастер сунул в зубы сигарету, наклонил голову, прикуривая, выпустил дым и вдруг хитро глянул на Абрама из-под челки серым глазом.

— Думаешь, срываюсь? — спросил он ехидно.

Абрам поежился.

— Догадался, сволочь! — процитировал он Булгакова. — Всегда был смышлен…

— Когда мне было шестнадцать лет, — сказал Мастер, выпрямляясь и роняя зажигалку в карман, — я баловался литературным творчеством. Возомнил себя писателем и вовсю портил бумагу. Но вряд ли это что-то значило. Тот, кто выдумал мою кличку, просто знал, что у меня безумный роман с девочкой по имени Рита. Маргарита. Вот так-то, господин Авраменко. Не балуйтесь при мне цитатами, ладно? Тем более неточными.

Абрам взвесил в руке ведро.

— Дать бы тебе по башке этой штукой… — пробормотал он задумчиво, — да только Карму жалко. Она все мечтает, что ты ее когда-нибудь трахнешь…

Карма с интересом посмотрела на Абрама.

— О тебе, о тебе говорим, — кивнул ей Абрам. — Сексуальная ты наша…

— Не надо меня бить, — попросил Мастер. — Убитый помойным ведром — это просто крайняя степень падения. Я до такого еще не опустился. Я еще не безнадежен.

— Надеюсь, — сказал Абрам. — Но иногда ты меня пугаешь. Слушай, перестань в себе копаться. Ну, какая разница, что мы — Дети? Тоже мне, Откровение Иоанна Богослова! Я всегда знал, что я не такой, как все. Ты всегда знал, что ты не такой, как все. А Китаец, например, себя как раньше считал обычным человеком, так и сейчас…

— Он просто упорствует в своих заблуждениях. Ему так легче.

— И правильно. Ничего не может измениться в нас от того, что мы узнали. И глупо себя по-новому настраивать. Мы — это мы. Называй нас как угодно: белыми воронами, уродами, да хоть выродками — я на все согласен, потому что я всегда такой был. И буду. Неужели так сложно примириться с этим? Или ты собой недоволен, а теперь виноватого нашел? Хочешь свою дурость списать на козни КГБ? Глупо, дружище. Ей-богу, глупо.