Дональд Уэйстлейк - Вне закона

— Надо было учиться работать на компьютере, — ввернул Келп.

— Так вот, работу в типографии я получил, но только не печатника. Я грузчик, и когда привозят разные сорта бумаги, я езжу по территории на электрокаре-погрузчике, развожу ее куда положено. Но поскольку я перевоспитался, а это не та профессия, которой меня обучили, у меня нет ощущения, что я по-настоящему что-то делаю. Ни планирования, ни подготовки, ни осторожности. Чувствую себя не в своей тарелке. Жизнь моя лишилась стержня… В результате я сплю отвратительно. А потом, не выспавшись, сажусь на электрокар и частенько едва не врезаюсь в стену.

Дортмундер очень даже хорошо его понимал. Люди — рабы привычек, и если ты теряешь привычку, которая для тебя важна — скажем, все время быть в бегах, — это может привести к серьезному сбою в организме. Нарушению биоритмов. Отсюда и проблемы со сном. Да, вполне возможный расклад.

Дортмундер, Энди Келп и человек, которого звали Куэрк, посидели в молчании (под плюханье воды), обдумывая ситуацию Куэрка, удобно устроившись на стульях со спинками из металлической сетки, в центре Нью-Йорка, в августе, и это, разумеется, означало, что находились они совсем не в Нью-Йорке, не в настоящем Нью-Йорке, но в другом Нью-Йорке, августовском Нью-Йорке.

В августе все психоаналитики уезжают из Нью-Йорка, поэтому остальное население города выглядит более спокойным, менее зажатым. Опять же многих уехавших из города заменяют американские туристы в полиэстере пастельных тонов и зарубежные туристы в виниле и вельвете. Августовский Нью-Йорк — что большое стадо коров, неторопливых, толстых, тупых, понятия не имеющих, чего им нужно.

Вот и Дортмундер понятия не имел, что надо Куэрку. Знал лишь одно — утром ему позвонил Келп, сказал, что есть человек, с которым им, возможно, стоит переговорить, поскольку ему вроде бы есть что сказать. А сослался этот человек на Гарри Мэтлока. Что ж, в прошлом Дортмундер работал с Гарри Мэтлоком и с напарником Мэтлока, Ральфом Демровски, но при последней встрече с Ральфом — случилось это во время короткой поездки в Лас-Вегас — Гарри не присутствовал. Да и потом, какой прок от ссылки на пусть и хорошего знакомца по прошествии долгого времени? Вот почему вклад Дортмундера в разговор ограничивался «угу».

— И наконец, — прервал Куэрк нескончаемое плюханье, — я понял, что больше так не могу. Я подражаю моему кузену, иду по прямой и узкой тропе. Раз в месяц я езжу в город, который называется Гудзон, вижусь с женщиной-полицейским, которая надзирает за условно-досрочно освобожденными округа. И мне нечего скрывать. Как в таких обстоятельствах я могу говорить с должностным лицом, надзирающим за мной? Она бросает на меня подозрительные взгляды, и я знаю почему. Кроме правды, мне нечего ей сказать.

— Да, тяжелое дело, — поддакнул Келп.

— Более чем. — Куэрк покачал головой. — Все это время я мог сорвать куш, прямо в типографии. Куш этот, можно сказать, валялся у меня под ногами, болтался перед глазами, а я не хотел его видеть, не хотел о нем знать, вел себя словно слепой, глухой и тупой.

Вот тут Дортмундер сдержаться не смог.

— В типографии?

— Да, конечно, я понимаю, — кивнул Куэрк. — Если выяснится, что действовал кто-то из своих, я — первый кандидат на возвращение в камеру. Но все будет обставлено по-другому. — Теперь голос Куэрка зазвучал очень серьезно. — Единственный способ реализовать мой план — сделать так, чтобы в типографии ни о чем не догадались. Если они сообразят, что к чему, мы ничего не заработаем.

— Так ты говоришь об ограблении, — подал голос Дортмундер.

— Тихом ограблении, — уточнил Куэрк. — Без заложников, взрывов, без перестрелок. Вошли, вышли, и никто не знает, что произошло. Поверьте, мы сможем заработать на этом только в том случае, если о пропаже никто не узнает.

— Угу, — прокомментировал Дортмундер.

— Тебе надо бы попробовать пастилки от кашля, — посоветовал Куэрк. — Но дело в том, что это классная работа, а меня уже тошнит от бессонницы. Так что, возможно, я на какое-то время махну рукой на перевоспитание. Но…

— Естественно, — подал голос Келп, потому что без «но» никогда не обходилось.

— Я не могу провернуть дело в одиночку. Эта работа не для одного человека. Я провел за решеткой шесть с половиной лет, перевоспитанным живу в северной части штата почти восемнадцать месяцев, так что, конечно же, выпал из обоймы. Попытался дозвониться до тех, кого знал, но все или сидят, или умерли, или исчезли. В конце концов сумел связаться с Гарри Мэтлоком, которого знал давным-давно, когда он работал с Ральфом Демровски, но теперь Гарри на пенсии.