Михаил Логинов - Битва за Кремль

— Но это же эксплуатация подневольного труда? — заметила-спросила одна из журналисток.

— Каждый раз сотня добровольцев набиралась, — усмехнулся Столбов. — Это же турпоездка: автобус с кондиционером, обед, который и дома-то не каждый ел, — воинам и в пост можно скоромничать, озерцо с пляжем неподалеку. И всего-то перед этим четыре часа покидать гравий с грузовиков…

Кортеж остановился. Выяснилось, что Горелин уже приземлился и едет в Ефимовский, будет минут через пятнадцать. Столбов пообещал журналистам пообщаться как-нибудь потом, пересел во внедорожник и помчался на встречу с ним.

Коллеги уже не мучили Таню вопросами, а только гадали, что будет дальше. Все помнили решимость Президента проехать на аэродром через Ефимовский. Кто-то надеялся увидеть, как разрешится заварушка, кто-то жаловался — мол, будем в Москве неизвестно когда.

Таня глядела в окно на вечернее весеннее солнышко — мягкий и немного тревожный свет. Ей очень сильно захотелось, чтобы у Столбова все вышло. И не сбылись бы слова, не раз услышанные ею за этот вечер: «В любом случае его съедят…»

Столбов был отнюдь не из хлюпиков, однако все равно Василий Горелин обнял его крайне осторожно… впрочем, как и всех остальных. Не зря же его за пределами борцовского ковра звали соковыжималкой.

— Привет, Мишка. Рассказывай, чего у вас стряслось!

— Не, Вася, это у тебя стряслось. Это ж твой избирательный округ, забыл?

— Блин, я по партийному списку шел.

— Значит, вся Россия твой избирательный округ. Было об усилении борьбы с наркоманией? Было. А в Ефимовском, наоборот, сама наркомания усилилась. Пришлось жителям бороться.

— Виноват. Ладно, хорош ругаться, говори, что делать.

— Подъезжаем, выходим к людям. Ты говоришь пару добрых слов, меня представляешь. Потом подтверждаешь, что как я скажу, так и будет.

— Не обманем земляков?

— Если бы я хотел земляков обмануть, то пригласил бы Брызлова, а не тебя. Поехали.

Уже смеркалось, но толпа на трассе практически не уменьшилась. Отчасти потому, что на дороге, ответвлявшейся с трассы в Ефимовский, стояла милиция и все боялись, что тех, кто пойдет, будут брать.

Отчасти потому, что стыдились бросить соседей. Да и гнев не остыл.

Главу района милиция чуть ли не насильно притащила и выпихала к толпе. Однако слушать его не стали, прогнали злобным матом. Опять начал увещевать Стрелецкий, но с прежним результатом. Когда говорил: «Я вас понимаю, но…», тотчас же перебивали: «Тебе бандитов надо посадить, а не нас понимать!» Когда обещал безнаказанность, требовали гарантий. Неискушенный в переговорах Стрелецкий вполне разумно заявил: «Я не прокурор», после чего его никто уже не слушал.

— Пусть министр приезжает и генпрокурор, — кричали в толпе, — а эта мелочь нас обманет!

Находились, правда, скептики, утверждавшие, что обманет и генпрокурор.

И тут милицейская цепочка расступилась. К пикетчикам приблизились два человека. Одного толпа узнала сразу.

— Горелин! — ахнули люди.

Удивление было всеобщим. И для немногочисленных стариков, и для не очень многочисленного молодняка. И для женщин. Ведь именно у них было, пожалуй, единственное действенное педагогическое увещевание для своих сыновей трудного возраста: «Не пей, не кури гадость — будешь как Горелин».

Вырасти и стать «как Горелин» удалось только самому Горелину. Не было больше в Ефимовском трехкратных олимпийских чемпионов, депутатов Госдумы четырех созывов, людей, побывавших на всех континентах, включая Антарктиду. Не было людей, фотографии которых мальчишки-борцы во всех краях России брали на соревнования как талисман. И если победителя турнира награждал Горелин, то рукопожатие Василия Сергеевича считалось почетней медали.

Для Ефимовского Горелин был чудом, сказочной аномалией, символом шанса вырваться из обреченного мира низких зарплат, дурной водки, текущих труб в двухэтажных кирпичных развалюхах и разбитых дорог между ними. Поэтому Горелину прощали, что он с каждым годом все реже и реже приезжал в родные края, даже в родное село Домниково, что в шести километрах от райцентра. Считалось, что у чемпиона депутата и президента незапоминаемого числа федераций нет времени.

И вот он явился в эту безнадежную минуту, когда ефимовцы дрогли на стылом асфальте, не собираясь уходить, и не знали, что с ними будет.

Память у Горелина была тренированная — столько различных новых людей каждый год. Поэтому он поздоровался не только с земляками вообще, но и нашел в толпе с полсотни знакомых.