Донато Карризи - Подсказчик

— Этот тип… полный абсурд, — говорил он, обращаясь к Миле, когда они, минуя очередную дверь тюремной системы безопасности, направлялись в крыло с камерами-одиночками.

— В каком смысле?

— Он совершенно невозмутим. Мы лишили его проточной воды, надеясь, что он перестанет за собой убирать. Но он принялся чистить все тряпьем. Мы лишили его и этого. А он стал пользоваться тюремной робой. Мы вынуждали его пользоваться тюремными приборами. Тогда он перестал есть.

— А что вы?

— Но не можем же мы морить его голодом! На любую нашу попытку он отвечает обезоруживающим упорством… либо решимостью, преисполненной кротости, как вам будет угодно.

— А что дал анализ его ДНК?

— Мои люди провели три дня в этой камере, но так и не обнаружили достаточного органического материала, чтобы получить его ДНК. И я спрашиваю себя: как вообще такое возможно? Мы все ежедневно теряем миллионы клеток, будь то под видом крошечных ресничек либо отмерших чешуек кожи…

Беренджер прилагал все усилия, проявляя недюжинное терпение опытного рыбака, в надежде, что этого хватит. Но этого было явно недостаточно. Он получил последний шанс в лице девушки — офицера полиции, нежданно появившейся на пороге его кабинета в то самое утро и поведавшей ему об истории слишком нелепой, чтобы в нее поверить.

Миновав длинный коридор, они подошли к выкрашенной в белый цвет двери. Это была одиночная камера под номером пятнадцать.

Начальник тюрьмы посмотрел на Милу.

— Вы действительно в этом уверены?

— Через три дня этот человек выйдет на свободу, и у меня есть предчувствие, что мы никогда его больше не увидим. Поэтому я нисколько не сомневаюсь.

Тяжелая дверь открылась и тут же захлопнулась за ее спиной. Мила сделала первый шаг в маленькую вселенную заключенного RK-357/9.

Этот тип сильно отличался от того, каким она себе его представляла. Равно как и от составленного Никлой Папакидис словесного портрета после увиденного ею в воспоминаниях Джозефа Б. Рокфорда. Он отличался во всем, кроме одной-единственной детали. Серые глаза. Мужчина был невысокого роста, узкоплечий, с выступающими ключицами. Оранжевая тюремная роба была ему велика, и он был вынужден подворачивать рукава и штанины брюк. Немногие имевшиеся у него волосы сохранились лишь по бокам головы.

Заключенный сидел на тюремной койке с миской из нержавейки на коленях и чистил ее куском желтого войлока. Рядом с ним на кровати лежали разложенные по порядку его столовые принадлежности, зубная щетка и пластиковая расческа. Похоже, что он уже успел их отполировать.

Заключенный, ни на секунду не отрываясь от своего занятия, едва поднял голову при виде Милы.

Девушка была убеждена в том, что этот тип знал, с какой целью она пришла.

— Здравствуйте, не возражаете, если я присяду? — обратилась к нему Мила.

Заключенный вежливо кивнул, указывая на стоявший у стены табурет. Девушка взяла его и села.

Непрестанное мерное трение ветоши по металлу было единственным звуком, раздававшимся в этом убогом помещении. Для того чтобы сделать пребывание в камере более тягостным, даже характерные тюремные шумы благодаря особой изоляции не проникали внутрь. Но похоже, заключенному RK-357/9 это не доставляло особого беспокойства.

— Здесь всех интересует, кто же вы такой, — начала Мила. — Полагаю, что это стало своего рода наваждением. По крайней мере для начальника этой тюрьмы. А также для работников прокуратуры. Другие заключенные на этот счет выдумывают самые разные небылицы.

Мужчина продолжал смотреть на девушку совершенно невозмутимо.

— А для меня все предельно ясно. Ибо я знаю ответ. Вы — тот самый человек, которого мы прозвали Альбертом и которого до сих пор разыскиваем.

Мужчина никак не отреагировал на слова девушки.

— Ведь это вы сидели в кресле педофила Александра Бермана в его тайном логове. И вы встречались с Рональдом Дермисом в сиротском приюте, когда тот был еще ребенком. Вы находились на вилле Ивон Гресс, когда Фелдер жестоко расправлялся с телами несчастной женщины и ее детей: контуры вашего тела остались запечатленными на стене под краской. Это вы были рядом с Джозефом Б. Рокфордом, когда он совершил свое первое убийство в том самом заброшенном доме… Все они — ваши ученики. Вы, будучи всегда в тени, подпитывали их ненависть и вдохновляли их на преступления…

Заключенный, ни на мгновение не снижая темпа, продолжал тереть свою миску.

— Затем, чуть более четырех месяцев назад, вы решили сдаться властям. Я нисколько не сомневаюсь, что это было сделано с особым умыслом. В тюрьме вашим сокамерником оказался Винсент Клариссо. В вашем распоряжении был почти месяц на то, чтобы перед его выходом на свободу дать ему наставления. После чего, едва оказавшись за пределами тюрьмы, Клариссо начал претворять в жизнь ваш план… А именно похищать девочек, отрезать им левую руку, подбрасывать трупы, тем самым указывая на все те злодеяния, которые никто никогда не был бы в состоянии раскрыть… В то время как Винсент доводил дело до конца, вы находились здесь, чтобы никто не мог вас ни в чем обвинить. Эти четыре стены — ваше великолепное алиби… Но кульминацией вашего плана остается Горан Гавила.