А Брэди - Обман

Люси сидит на краешке стула, и ее короткая юбка не только задралась, но и сползла вниз, так что сквозь прозрачную голубую пластмассу стула видно ее «заднее декольте». У нее стул с приделанным письменным столиком, и она с силой опирается на него локтями. Люси склоняет голову к одному плечу, потом к другому, и начинает:

– Я Люси. Пациентка. И здесь уже довольно давно. Я обожаю групповые сеансы мисс Сэм, потому что на них, если скажешь правду, никогда не попадешь в неприятности. – Она одаривает меня широкой глуповатой улыбкой, и я вижу огромный комок зеленой жвачки у нее во рту.

Мы продолжаем знакомиться друг с другом, хотя не все представляются так красочно, как Люси. Как правило, просто быстро бормочут имя, и все. Мне сообщают, что новые пациенты присоединились к группе, потому что врачи с ними толком еще не разобрались, и соседи по комнате или те, с кем они успели подружиться, позвали их с собой, на мой сеанс.

– Сегодня я бы хотела поговорить о семье. Я сама в последнее время много об этом размышляю. Семья – важная часть нас самих. Наши семьи имеют на нас огромное влияние, еще до нашего рождения и потом всю дальнейшую жизнь. Кто-нибудь хочет поделиться с нами и рассказать немного о том, какая у него семья?

Иногда, начиная обсуждения подобного рода, я немного волнуюсь, потому что знаю – это все равно что открыть ящик Пандоры, и истории, которые из него вылетят, могут сильно травмировать. Однако убеждаю себя, что такая боль – только к лучшему и что поговорить о травме, выпустить ее из себя всегда лучше, чем держать внутри, поэтому чуть нажимаю:

– Ну что, кто-нибудь готов?

Пациенты нервно ерзают на стульях и переглядываются.

– Я знаю, что не у многих была такая жизнь, как у меня, но я вырос в по-настоящему счастливой семье. У нас даже была собака, щенок, и еще у меня была черепаха. У нас был маленький, но красивый дом, и оба родителя работали. И все друг с другом отлично ладили.

Это новый пациент; я не помню, как его зовут. У него очень худое лицо, и голова тоже худая, как ни странно это звучит, а огромные уши торчат в стороны, словно открытые двери машины.

– Моя мама прекрасно готовила, – продолжает он, – и по выходным всегда пекла кукурузный хлеб. А мы с моей младшей сестрой спорили о том, кому достанется последний кусочек. Но обычно, пока мы торговались, в кухню незаметно заходила бабушка – она тоже жила с нами, и быстро совала этот последний кусочек в рот. Днем, когда мама с папой уходили на работу, она присматривала за нами. Хорошее это было время, детство.

– Спасибо вам за ваш рассказ. Действительно, вы выросли в доброй, хорошей обстановке. Хотелось бы услышать, у кого еще было похожее детство, такое, как у… простите, напомните мне, пожалуйста, ваше имя.

– Пол.

– Спасибо. Есть ли здесь те, у кого был такой же опыт, как у Пола? – Я с надеждой обвожу комнату взглядом, но особо не ожидаю, что в ответ поднимется много рук.

– У меня тоже было хорошее детство. – Это Джун. – Больших денег у нас не было, и папа редко бывал дома из-за работы, но все были спокойными и добрыми, никаких ссор и драм в доме, ничего такого. – Джун страдает от шизофрении. В девяностых ей впервые прописали антипсихотические препараты, и у Джун развился ужасный побочный эффект – поздняя дискинезия [13]. Ее руки скрючены, челюсть отвисает, плохо шевелится язык, и с передвижением у нее тоже проблема. Руки Джун непроизвольно подергиваются или болтаются, а шея согнута влево, так что ухо всегда почти лежит на плече.

Джун стала носить просторные мужские рубашки; она может расстегнуть несколько пуговиц, чтобы как-то компенсировать впечатление от скрюченного тела. Я даже не могу себе представить, каково это – оказаться перед решением пить таблетки или не пить, выбрать здоровое тело или здоровую психику. Джун находится здесь почти столько же, сколько и я, и мне не доводилось слышать от нее ни слова жалобы.

– Я знаю, мы часто обсуждаем, как тяжело приходится некоторым. Тем, кто вырос на улице без семьи и без поддержки, кому пришлось заниматься проституцией и торговать наркотиками для того, чтобы выжить, но со мной тоже такого не было. – Это Сьюзан. Она сидит рядом с Ташондрой и прекрасно понимает, что в точности описала ее жизнь. Они дружат, и Сьюзан кладет руку Ташондре на колено, показывая этим, что она не имела в виду ничего оскорбительного и не хотела ее обидеть. Некоторые пациенты как будто съеживаются, вспоминая о своем детстве, возможно похожем на это.