Дуглас Престон - Гора Дракона

Де Вака рассмеялась и попрощалась с ним. Она решила, что футболка все-таки была шуткой. В конце концов, он должен был пройти самые серьезные проверки, чтобы работать в «Маунт-Дрэгон» в прежние времена. Она решила, что нужно как-нибудь разыскать его в кафетерии и заставить рассказать свою историю.

Первая летняя жара окутала Гарвардский двор, словно мокрое одеяло. Листья безвольно висели на ветках древних дубов и каштанов, цикады сонно стрекотали в тени. Левайн на ходу сбросил свой потрепанный пиджак и перекинул его через плечо, вдыхая запах свежескошенной травы, ощущая густую влагу, которой был пропитан воздух.

В приемной он увидел Рэя, который сидел за своим столом и лениво ковырял в зубах канцелярской скрепкой. Увидев профессора, он фыркнул.

— У вас гости, — сообщил он.

Левайн остановился и нахмурился.

— Ты хочешь сказать, в кабинете?

Он кивком показал на закрытую дверь.

— Я не люблю, чтобы у меня тут болтались люди, — пояснил секретарь.

Когда профессор открыл дверь, к нему с улыбкой повернулся и протянул руку Эрвин Ландсберг, президент университета.

— Чарльз, давненько мы не виделись, — сказал он скрипучим голосом. — Даже слишком. — Он показал еще на одного мужчину в сером костюме. — Это Леонард Стаффорд, наш новый декан факультета.

Левайн пожал протянутую ему вялую руку и постарался незаметно оглядеть кабинет. Как долго эта парочка тут просидела? Его глаза остановились на ноутбуке, который стоял открытым на боковом столике. Сбоку свисал телефонный провод. Как глупо, что он вот так все оставил. До связи было пять минут.

— Здесь жарко, — сказал президент университета. — Чарльз, вам следует заказать в отделе обслуживания кондиционер.

— У меня от них начинается насморк. Мне нравится, когда жарко. — Профессор сел за свой стол. — Что случилось?

Его посетители тоже сели; декан с отвращением оглядел разбросанные груды бумаг.

— Итак, Чарльз, мы пришли к вам по поводу судебного иска, — начал Ландсберг.

— Которого?

Президент выглядел огорченным.

— Мы очень серьезно относимся к подобным вещам. — Не дождавшись ответа от Левайна, он продолжил: — Разумеется, насчет иска «Джин-Дайн».

— Это чистой воды преследование, — сказал профессор. — Его не примут к рассмотрению.

Декан факультета наклонился вперед.

— Доктор Левайн, боюсь, мы не разделяем вашего легкомыслия. Компания обвиняет вас в краже коммерческой тайны, нарушении электронной неприкосновенности, разглашении секретов, клевете и многом другом.

Президент кивнул.

— «Джин-Дайн» выдвинула серьезные обвинения. И по большей части не в адрес фонда, а по поводу методов, которыми вы действуете. Именно это и беспокоит меня больше всего.

— А чем вас не устраивают мои методы?

— Давайте не будем волноваться. — Ландсберг поправил манжеты. — Вы и раньше попадали в непростые ситуации, и мы всегда вставали на вашу сторону. Это было совсем не просто, Чарльз. Есть несколько попечителей — весьма влиятельных, — которые предпочли бы, чтобы мы отдали вас на растерзание вашим врагам. Но теперь, когда возникли сомнения в этичности ваших действий… в общем, мы должны защищать университет. Вам известно, что законно, а что нет. Держитесь в рамках. Я знаю, что вы все прекрасно понимаете. — Его улыбка слегка увяла. — И по этой причине я не намерен больше вас предупреждать.

— Доктор Ландсберг, я не думаю, что вы даже в минимальной степени понимаете суть происходящего. Это не академические разногласия. Мы говорим о будущем человеческой расы.

Левайн посмотрел на часы. Осталось две минуты. Черт. Президент университета вопросительно приподнял одну бровь.

— О будущем человеческой расы?

— Идет война. «Джин-Дайн» вносит изменения в зародышевые клетки человеческих существ, совершая святотатственное преступление против самой природы. «Экстремизм ради защиты свободы — не зло». [41] Высказывание принадлежит Барри Моррису Голдуотеру, американскому политику. Помните? Когда фашисты явились, чтобы зачистить гетто, времени на то, чтобы думать об этике и законе, не оставалось. Теперь же они пытаются вмешиваться в геном человека. И у меня имеются все доказательства.

— Ваше сравнение оскорбительно, — заявил Ландсберг. — Речь идет не о нацистской Германии, а о «Джин-Дайн», и, что бы вы о них ни думали, это не СС. Выступая с такими банальными заявлениями, вы подрываете то хорошее, что сами сделали ради сохранения памяти о холокосте.