Говард Фаст - Филлис

По правде говоря, ей все это было безразлично. Она прислушивалась к их любопытствующим репликам и с возрастающим удовольствием следила за их вниманием к предмету, и шаг за шагом ее безмолвное отчаяние, принесенное из туалета, стало отступать. И когда нас пригласили к столу, она уже улыбалась.

Филлис посадили между Гомесом и Карлтоном; по мою сторону стола слева села Джейн Карлтон, а справа Рита Голден. Во главе стопа в одиночестве восседал Джек Голден и успешно расправлялся с едой, хорошей и разной. А поесть он любил. У него, как мне показалось, было, по крайней мере, пятьдесят фунтов лишнего веса, и каждое блюдо он воспринимал как вызов его способностям. Джейн Карлтон почти не ела, но, покончив с мартини, перешла на вино. Рита Голден попыталась вспомнить, что она хозяйка, и заговорила со мной. Возможно, для нее это было легче, чем разговаривать с мужем, — а она и не пыталась, — но и этот разговор шел туго. Она задала мне пару пробных вопросов о взаимоотношениях с Филлис, затем увидела всю бесперспективность дальнейших бесед на эту тему и перешла к прикосновениям под столом.

На противоположной стороне стола за Филлис всепоглощающе ухаживал Максимилиан Гомес — именно всепоглощающе. Гомес то говорил громко, то шепотом, то наклонялся, то наливал ей полную рюмку вина, то наваливался на нее — если это вообще возможно, когда человек сидит за столом. Он целиком и полностью завладел ее вниманием, не давая Фреду Карлтону ни малейшей возможности вставить хоть слово. А Карлтон говорил с Джеком Голденом о делах: в основном о сахаре — у них как будто назревала какая-то катастрофа. По крайней мере, так я понял по отрывочным репликам. Филлис то и дело бросала на меня отчаянный взгляд. А я улыбался ей в ответ. Гомес не вызывал у меня никаких чувств, но мне было приятно, что он оказывал внимание одной только Филлис и пытался ее очаровать, не обращая внимания на остальных присутствующих за столом женщин.

В то же самое время я напряженно пытался вспомнить, слышал ли я раньше это имя. Максимилиан Гомес. Даже плохой полицейский приучается запоминать имена, увязывать их с событиями и вспоминать по мере надобности, тем более имя «Максимилиан Гомес» было не из обычных. Я наблюдал за ним; он очень красив — даже чересчур красив — чересчур уверен в себе и чересчур боек, чтобы тратить время на Филлис. Либо его внешность, манеры и одежда заключали в себе обман, либо обман заключался в его ухаживаниях за Филлис. Я был бы круглым дураком и абсолютно никудышным психологом даже в самом примитивном смысле этого слова, если бы не понял, что реальные интересы в области женского пола находятся у Гомеса в совершенно ином направлении. И тут я вспомнил, кто он. Он был ранее женат на одной второразрядной голливудской звезде. Потом развелся. Был героем сенсации в докастровской Гаване, спустив как-то за один вечер в казино девятьсот тысяч долларов. Его фотографировали на яхте, на фоне беговых лошадей и мощных автомобилей, и существовала связь между ним и одним латиноамериканским диктатором-неудачником. Факты всплывали один за другим. Несколько лет назад он попал в заголовки газет, когда политический оппонент его диктатора исчез в Майами при весьма загадочных обстоятельствах, пропав в отеле, где в «люксе» жил Гомес. Я стал вспоминать детали, связанные с исчезновением политического противника диктатора, и мне вдруг стало весьма не по себе, когда до меня дошло, что случай этот чреват далеко идущими совпадениями, ибо пропавший политический оппонент диктатора был по профессии физик; и, вдобавок, для полноты картины и расстановки всех акцентов я припомнил, что главной сельскохозяйственной культурой, на которой основывалось экономическое благополучие страны, подвластной этому диктатору, был сахарный тростник.

На лице у меня сияло сонное благодушие, даже задумчивая грусть, в то время как я внимательно следил за Гомесом и анализировал тот факт, что он присутствует на обеде в доме в Грейт-Нек, ухаживает за Филлис Гольдмарк и вообще выступает в роли гостя полноватого хозяина дома, влиятельнейшего импортера сахара. Все мягко, точно и ненавязчиво становилось на свое место, и мне стали понятны гнев и возмущение Риты Голден, когда она увидела, что Филлис приехала не одна. Я широко и добродушно улыбнулся, в душе поразившись абсолютной гротескности ситуации: вообразить себе, будто Максимилиан Гомес может стать брачным партнером Филлис Гольдмарк!

Именно в эту минуту он, оторвавшись на некоторое время от Филлис, позволил себе бросить на меня взгляд и увидеть, что я чем-то доволен.