Виктор Пронин - Ошибка в объекте

На работу я не пошел, и мы весь день слонялись по улицам, заходили в магазины, ездили на рынок, смотрели какой-то фильм, обедали в ресторане, заглядывали к Галке. Уточняю, что Галка — это продавец пивного ларька, все ее знают, потому что она давно работает и не разбавляет пиво.

Возвращаться вечером ко мне Николай отказался, объяснив это тем, что нас скорее всего уже поджидает милиция. Думаю, причина была еще и в том, что он забрал в доме все деньги. И меня Николай не отпустил домой, опасаясь, что, оставшись один, я его выдам. Он вдруг стал очень подозрительным. Например, выпив у Галки пива, куском газеты протер кружку, чтобы на ней не оставалось следов его пальцев. А когда были в ресторане, боялся прикоснуться к бутылке, чтобы не оставить на ней отпечатков пальцев, хотя знал, что бутылки тут же уберут и свалят в общую кучу. Тогда мне показалось, что у Николая была какая-то тихая истерика и он не соображал, что делает.

Ночь мы провели в тепловозном депо. Там круглые сутки работает столовая, да и пройти можно без труда. Под утро, когда на нас с Николаем уже стали поглядывать с подозрением, а кто-то спросил, кто мы такие, Николай бросился в дверь. Мы вместе побежали через пути, несколько раз падали, а когда остановились, то увидели, что за нами никто не гонится. И я предложил забраться в кабину тепловоза. Там мы и переночевали.

Утром мы опять пошли бродить по городу. Деньги у нас уходили быстро, потому что Николай хотел обедать и ужинать только в ресторане и обязательно заказывал водку или коньяк. Он говорил, было бы глупо не воспользоваться этой возможностью, потому что там, он не уточнял, где именно, дают только баланду и хлебать ее придется не один год.

Вторую ночь мы провели в парке, в газетном киоске, для этого пришлось взломать дверь. Это было нетрудно, потому что задней стенкой киоск выходил к кустам. Чем объяснить то, что Николай не покидал города, хотя и опасался задержания, не знаю. Могу сказать только, что он часто менял мелочь у продавцов, выпрашивал у них двухкопеечные монеты и звонил куда-то. У него был длинный список телефонов, десятка два или больше, и по этим номерам он звонил. Я видел, как после очередного звонка он вычеркивал один из номеров. А когда все номера оказались вычеркнутыми, Николай собрался уезжать.

На третий день у нас кончились почти все деньги, их хватило только на то, чтобы купить два железнодорожных билета до какой-то станции, названия ее не помню. Мы проторчали на ней весь день — Николай ожидал, сам не зная чего. Но мне все это надоело, и я прямо ему сказал, что решил вернуться в Москву. Он попытался меня припугнуть, но я настоял на своем и первым же поездом, который шел в сторону Москвы, вернулся домой…»

Рожнов внимательно прочитал показания Сухова, мимоходом взглянув, правильно ли все оформлено, сколол листки скрепкой, положил их на стол, придавил сверху двумя большими тяжелыми кулаками.

— Что ты намерен делать? — спросил он, помолчав.

— Возбуждать уголовное дело по факту явки с повинной.

— Возбуждай, — кивнул Рожнов. — Сегодня же.

— Если вы не против, я это сделаю вечером. А сейчас надо бы с оперативной группой выехать на место.

— Вряд ли в этом есть смысл, — Рожнов пожал плечами. — Вторая неделя пошла… Что изменится, если ты приедешь туда на полчаса раньше? Давай не будем нарушать закон. Возбуждай дело, оформляй документацию и выезжай с богом.

— Закон позволяет в случае, когда…

— Закон много чего позволяет. Но не надо злоупотреблять этим. Такие вещи плохо сказываются на законе. Лучше все-таки, когда он соблюдается до самых последних кавычек.

— Даже в ущерб…

— Закон не может соблюдаться в ущерб чему бы то ни было, — с нарочитой назидательностью проговорил Рожнов. — Закон может соблюдаться только во благо. Даже если это благо не проявляется сию минуту. Если ты, Демин, с кем-то поступил, как тебе кажется, справедливо, но противозаконно, это значит, ты сорвал чужие аплодисменты. Человек, возможно, будет благодарен тебе, но в законе он усомнится. И в конечном итоге ты добьешься противоположного результата, нежели тот, к которому обязан стремиться по долгу службы. Ты меня понял?

— Да, вполне, — сухо ответил Демин. — Закон есть закон. Я могу идти?

— Тебя покоробило мое нравоучение? — Рожнов усмехнулся. — Напрасно. Мы оба в данный момент находимся в служебном кабинете. А служебный кабинет — это не только помещение, это третий собеседник. Да, нас здесь трое — он, ты и я. И последнее слово за ним. Некоторые, я заметил, тяготятся служебными отношениями и стремятся их как-то облегчить, придать им характер приятельских. Я не сторонник подобных усовершенствований. Приятельские отношения, несмотря на всю их привлекательность, чреваты необязательностью. Невелика беда, если это происходит в театре или в…