Марк Фишер - Психиатр

— Оно проходило достаточно бурно! Мы обсуждали ситуацию с Артуром.

— Артур?

— Да, Артур Кэмпбелл.

— Артур…

— Ты его помнишь?

— Да, я помню, кто такой Артур, конечно. Но я не помню ничего, что касается заседания.

— Его обвинили в том, что он спал со своей пациенткой…

— Ах да! Теперь припоминаю: мадам Итон!

— Точно: мадам Итон. Он не отрицал, но хотел убедить нас в том, что есть смягчающие обстоятельства. Голосование было довольно скомканным. Очевидно то, что Джексон и Ривз были на его стороне. Но доктор Джанет Вильсон и я проголосовали против.

— А я?

— Ты нас поддержал.

— Вот как.

— Должна заметить, что Джексону это не слишком понравилось. А Артуру тем более. Он говорил о предательстве, хотел ударить тебя, но вместо этого выхватил у тебя розу из петлицы.

При этих словах Томас ясно увидел искаженное злостью лицо коллега, который вырвал у него цветок и бросил на пол.

— Я вспомнил, вспомнил, — задумчиво повторил он.

Все больше и больше увлекаясь разговором, Томас почти не обращал внимания на дорогу. Он перешел на другую полосу, не удосужившись посмотреть в зеркало заднего вида, и услышал гневный сигнал клаксона — протестовал водитель ехавшего сзади автомобиля, которому он бесцеремонно преградил путь. Резким поворотом руля он выровнял «порше» и дал ему дорогу, водитель сделал ему оскорбительный знак, на который доктор не отреагировал.

— Томас? Все в порядке? — спросила Джулия, до которой донесся звук клаксона, и она испугалась, что Томас может попасть в аварию.

— Да, да. Но скажи мне, наконец, ты в курсе, что же произошло после заседания?

— Мы встретились в амфитеатре на презентации мнемониума. Там мы были вместе, и потом, ну, мы отправились в бар «Гавана» выпить по стаканчику. Остальное тебе известно. Я тебе рассказывала.

— Спасибо, Джулия. Надеюсь, увидимся позже. Я еду в клинику. Как там обстановка?

— Погода переменчивая, но с некой постоянной составляющей: все говорят о тебе.

— И что же именно?

— Ну, все удивлены тем, что произошло.

— Они считают, что я виновен?

— Мнения разделились.

— Ясно.

— Здесь полиция: симпатяга инспектор Тамплтон. Он беседует с Катрин. На самом деле она уже совершенно вне опасности.

— Хорошо, это меня успокаивает.

— Но ее и вправду изнасиловали. У нее во влагалище обнаружили презерватив, и, по всей видимости, насильник… — Она не осмелилась продолжить.

— Он что?

— Он извращенец.

— Какая мерзость!

— Это так! И все же есть и хорошее известие — она не беременна.

— Хоть какое-то утешение. Ладно, послушай, я кладу трубку. Увидимся позже. Нет, постой, я хотел сказать насчет сегодняшнего утра… Я действительно благодарен за то, что ты для меня сделала.

Он положил трубку и стал размышлять над новыми деталями. Мог ли он надругаться над Катрин в извращенной форме? Неужели мнемониум в силах на несколько часов превратить добропорядочного человека в настоящего монстра?

Разговор позволил ему вспомнить еще кое-что. Артур Кэмпбелл был зол на него за то, что он голосовал против. Ему вдруг вспомнилось, что Кэмпбелл курит сигары. А что, если их марка совпадает с той, окурок которой доктор нашел на пляже, в ста метрах от «мерседеса»?

Такой поворот озадачил и взволновал Томаса. Артур его коллега, он поддержал его в тяжелый момент. Возможно, у него неважная репутация в отношениях с женщинами, впрочем, самому Томасу тоже много чего приписывали, но в свете всей этой истории с изнасилованием можно предположить, что это простое желание отомстить.

Нет, Артур не способен на такое! Это невозможно!

И все же Томас пообещал себе, что при первом же удобном случае выяснит марку сигар Артура.

Но сначала ему необходимо поговорить с Катрин.

— Не могли бы вы мне рассказать о том, что произошло вчера, мадемуазель Шилд? — попросил инспектор Тамплтон.

Он начал с того, что представился Катрин, сказал, кто он такой, а затем начал задавать вопросы. Инспектор понимал, что девушка еще слишком слаба, о чем, впрочем, его предупредила дирекция клиники, однако по опыту он знал, что чем больше проходит времени, тем больше жертва рискует забыть на первый взгляд незначительные детали, которые могли бы помочь расследованию продвинуться вперед.

— Я не знаю, я не… я ничего не помню.

— Ничего? Совсем ничего?

— Мне бы очень хотелось помочь вам, инспектор, но нет.

Полицейский же сомневался в этом. Ее накачали наркотиками! Этот подлец Гибсон, столь извращенная хитрость заслуживает восхищения: заставить девушку, не отдающую себе отчета, принять тот самый препарат, как же он называется, мнемо… Собственно, это не важно.