Марк Фишер: Психиатр

Харви сразу же схватился за живот и одновременно начал отхаркиваться, глубоко и прерывисто дыша, как человек, только что едва не утонувший. Конечно, вырванный из рук отца пострадавшей, он почувствовал облегчение, но теперь на его мертвенно-бледном лице были написаны стыд и ужас.

Перед тем как вывести отца Катрин из зала суда, полицейские дали ему несколько секунд, чтобы прийти в себя. Застыв у барьера с полными слез глазами, Катрин, все еще в шоке от увиденного, внезапно встала, глядя на отца с взволнованным удивлением.

Оба обменялись взглядами, переполненными чувствами.

Впервые он действительно сделал для нее что-то, показал, что любит ее!

Они не сказали друг другу ни слова, но отец понял, что Катрин простила ему все зло, которое он причинил ей в прошлом, что они наконец помирились и что их ничто и никогда уже не разлучит.

Затем полицейские взяли его за руки. Он шел по центральному проходу с видом самого счастливого человека на свете, улыбаясь жене, а та лишь безмолвно плакала.

Катрин села, Джулия протянула ей платок, помогла вытереть слезы стыда: она помнила, что была зверски изнасилована, но до сих пор не знала о том, что подверглась такой низкой, извращенной атаке!

Два других полицейских подошли к Харви, помогли ему подняться, убедились, что он не нуждается в медицинской помощи, и отвели его туда, где сидели обвиняемые; Степлтон, Росс и Джексон встретили его в мертвой тишине.

Шмидт и его ассистент впали в полную растерянность: должны ли они потребовать отложить заседание, или лучше немедленно провести допрос этого свидетеля? После просмотра такой видеозаписи вряд ли кто-то сможет поверить в то, что подзащитные не совершали вменяемого им преступления!

Питер по-прежнему сидел на скамье для свидетелей, стыдливо опустив голову. Крайне чувствительный, он представил себя на месте обвиняемых, которым теперь придется взглянуть правде в глаза и испытать последствия содеянного.

Прокурор, со своей стороны, старался не афишировать триумф, что при данных обстоятельствах выглядело бы дурным тоном. Демонстрация видеозаписи поразила его не меньше, чем публику в зале, он даже впал в состояние оцепенения. Несмотря на сравнительно небольшой профессиональный стаж, ему довелось уже немало повидать, но он в жизни не видел подобного издевательства над человеком.

Судья Бернс внезапным ударом молотка прекратил разговоры и восклицания и обратился к прокурору:

— У вас еще есть вопросы, доктор Кубрик?

— Да, ваша честь.

— Тогда задавайте.

Пол собрался с мыслями и начал:

— Господин Лэнг, почему вы прекратили съемку того, что происходило в доме доктора Джексона?

— Когда я понял, что они собираются сделать с мадемуазель Шилд, то решил, что медлить нельзя. Нужно что-то делать, я не мог позволить, чтобы эта крыса… — Он не договорил, но все поняли. Питер продолжил: — Тогда я поставил камеру на землю, осмотрелся вокруг и увидел большой камень. Прицелившись, чтобы попасть в оконное стекло, я бросил камень, стекло разбилось. Я видел, как трое мужчин в комнате застыли на месте, — должно быть, они испугались. Катрин хотела убежать, перевернулась, и стеклянная трубка разбилась вдребезги. Девушка закричала. Я подумал, что ее укусила крыса. Зверек тем временем спрыгнул с рояля на пол. Та странная женщина в красном платье с криком подскочила к окну. Я схватил камеру и убежал.

Так, значит, Катрин вовсе не сразу потеряла сознание! Наверняка ужас, который ей пришлось пережить, стер воспоминания об этом.

В зале суда воцарилась напряженная тишина.

Оправившись от шока, Вик Джексон встал. Лицо его побагровело, он обвиняющим жестом указал на Питера и выкрикнул:

— Это видеомонтаж, здесь все сфабриковано по кусочкам! А этот тип — несчастный педик!

Он ринулся к Питеру, собираясь вцепиться в него, но вмешались полицейские. Они не просто перехватили доктора Джексона, но, что было дополнительным унижением, надели на него наручники, в то время как он продолжал извергать угрозы в адрес храброго санитара.

Когда полицейский конвой уводил директора клиники из зала суда, Томас поймал его ненавидящий взгляд, но не дрогнул. Виденное недавно на экране было настолько отвратительным и позорным — а также настолько неправдоподобным, поскольку жертвой врача стала беззащитная и психологически крайне уязвимая пациентка, — что у него не было желания смаковать победу или выказывать директору свое презрение.

Человек, которого он когда-то почитал как крупнейшего специалиста, оказался настоящим параноиком, решившим, что ему все позволено, даже самые чудовищные вещи.