Ингер Фриманссон - Доброй ночи, любовь моя

Она редактировала книгу о парусном спорте. Берит не особо много знала о парусном спорте, но поскольку книгу решено было издать, а она получила задание подготовить ее к выпуску, то ей не хотелось признаваться в своих пробелах.

Тор, когда они встретились, держал лодку, и, конечно, так приятно было скользить среди островов, приглядывая тихую бухточку для ночевки. Но было и кое-что еще. Тор, чуть что, злился, требовал, чтобы она следила за разными якорными цепями и канатами, в критических ситуациях даже забывая, что она ничего этого не умеет. И обычно все заканчивалось ссорой.

Они продали лодку и купили дачу. Собственно, не совсем дачу. Это был довольно большой дом на острове Вете, построенный в начале века. Зимний дом, чтобы можно было Рождество праздновать, они так и делали. В этот раз приехали оба сына с девушками.

Берит вошла в крытый рынок на площади Хеторьет. Второй час дня, толчея уже спала. Она заказала авокадо с креветками и большую чашку кофе с молоком и уселась за столик около цветочного отдела. Сколько теперь сортов тюльпанов и до чего красивые оттенки! Вот еще морозец бы и снег выпал, стало бы светлее и повеселее.

Авокадо оказался жестковат. Берит размышляла, не пойти ли ей к стойке кафе и пожаловаться, однако осталась сидеть на месте. Сколько раз она здесь обедала? Как минимум раз в неделю за все годы, что работает в издательстве. Она попробовала сосчитать: скажем, сорок шесть недель умножить на четырнадцать лет, это будет, будет...

Вообще-то в прошлом году на свое сорокапятилетие она была в отъезде. Тор приготовил ей сюрприз: купил билеты в кругосветное путешествие.

– Не мог подождать, когда мне пятьдесят исполнится! – воскликнула она тогда, чуточку изумленная его внезапной щедростью.

Он обнял ее, быстро и неуклюже.

– Никогда не знаешь, доживешь ли.

Они путешествовали почти два месяца. Это восемь недель, а значит, она и не обедала здесь эти восемь недель. Берит полезла в сумку за калькулятором, но не нашла. Пришлось считать в столбик, как фрекен Мессер много лет назад учила их в школе.

Получилось далеко за шестьсот.

Значит, много больше, чем шестьсот раз, она ела здесь, в маленьком ресторанчике около эскалатора.

Вот она, твоя жизнь, Берит!

Ее все чаще одолевала скука от обыденности жизни. Все чаще ей казалось, что жизнь уже миновала свой пик, лучшее осталось далеко позади, а все, что происходит сейчас, слишком поздно.

А что все?

Иногда они говорили об этом с Анни из соседней комнаты. Они почти одновременно пришли в издательство, обе до этого сидели дома с детьми, у обеих сыновья.

Да все... то, чего ожидал, все то, что должно было случиться.

Анни соглашалась. Она была на четыре года моложе и тем не менее соглашалась.

Интересно, когда все кончилось? – думала Берит. Когда я из активной и полной надежд молодой женщины превратилась в робота?

Она ведь далеко не старая. Случалось, что мужчины посматривали на нее с каким-то особым выражением в глазах, хотя чаще всего уже после того, как их представят друг другу. Обычно же они ее почти не замечали. Она следила за своим телом, за лицом, никогда не показывалась на людях без косметики, даже в деревне. Каждую пятую неделю ходила к парикмахеру, красивому чернокожему парню, который точно знал, как ее надо подстричь.

Жаль, что он из «таких», внезапно подумала Берит, я ведь никогда с негром не трахалась. Щеки у нее зарделись.

Она окинула взглядом прилавки, здесь почти всегда можно встретить кого-то из знакомых, и точно, она тут же увидела, как меж рядами скользит Элизабет, у которой была особая манера плавно выступать, заставляя расступаться всех, кто попадался на ее пути.

Элизабет заметила Берит, губы сложились в улыбку.

– Берит, дорогая, что ты тут скучаешь в одиночку, можно я с тобой немного посижу и выпью... ты что там пьешь, латте? Я тоже латте закажу.

– Конечно, только я скоро ухожу. Но ты садись.

Элизабет тоже работала в издательстве, только в другом, в большом белом доме на проспекте Свеавеген, в издательском доме «Бонниерс» – одном из крупнейших в Швеции.

– Как поживаешь, дорогая, ты что-то немного бледная?

– Бледная?

– Ой, ну, может, это здесь освещение такое, да, так оно и есть, бледная.

– Честно говоря, чувствую себя уставшей.

– Да что ты говоришь! Ведь только что рождественские каникулы закончились. Или ты все эти дни работала?

– Нет-нет. Я... не такую усталость имею в виду.

– Я знаю, о чем ты, эта вечная серость за окном. Если бы хоть чуть-чуть похолодало, я прямо стосковалась по льду. Мы еще ни разу на коньках не катались. А ведь уже середина января. Может, это Эль Ниньо виноват, как ты думаешь? Долетает до северных стран и портит нам погоду?