Скотт Смит - Простой план

До меня донесся хохот Лу.

— Ну и ну, — сказал он. — Чертова птица. Ты видел, Джейк?

Я коснулся горящего лба — моя перчатка оказалась вся в крови. Соскользнув с рюкзака — жесткого, словно состоящего из одних углов, как будто он был набит книгами, — я в изнеможении опустился на пол. Луч света, сочившийся из раскрытой двери, падал мне на ноги.

Джекоб просунул голову внутрь, загородив своей тушей дневной свет.

— Видел эту птицу? — спросил он. Хотя я и не мог разглядеть его лица, мне было ясно, что он улыбается.

— Она меня клюнула.

— Клюнула? Тебя? — Джекоб, казалось, мне не верил. Выждав несколько мгновений, он вылез наружу. — Птица клюнула его, — сообщил он своему приятелю. Тот захихикал. Джекоб вновь возник в дверном проеме. — Ты в порядке?

Я не ответил. Я злился на них обоих, зная, что ничего бы этого не случилось, не заставь они меня лезть в самолет. Встав на четвереньки, я пополз в носовой отсек.

До меня донесся приглушенный голос Лу.

— Ты думаешь, птицы разносят столбняк или еще какую-нибудь заразу? — спрашивал он у Джекоба.

Джекоб ничего ему не ответил.

Пилот был одет в джинсы и фланелевую рубашку. Маленького роста, худой парень лет двадцати с небольшим. Я подобрался к нему сзади и похлопал его по плечу.

— Вы живы? — прошептал я.

Руки его безжизненно повисли вдоль тела, подушечками пальцев он почти касался пола. Кисти были распухшие, невероятно большие, словно надутые резиновые перчатки, пальцы слегка согнуты. Рукава рубашки были закатаны, и я разглядел волосы на его руках — темные, почти черные, они резко выделялись на фоне мертвенно-бледной кожи. Я схватил его за плечо и оттянул от приборной доски. Голова его тяжело опустилась на спинку сиденья, и мне стало не по себе от увиденного — я отскочил и ударился головой о низкий металлический потолок.

Глаза пилота были выклеваны птицей. На меня смотрели лишь черные впадины. Кожа вокруг глаз была полностью выедена. Я видел его скулы — белые и почти прозрачные, как пластмасса. Из носа торчала кровяная сосулька. Она тянулась до самого основания подбородка.

Я отступил на шаг, пытаясь побороть подступавшую тошноту. Но какая-то неведомая сила упорно толкала меня вперед. Чувство это было сродни любопытству, но гораздо сильнее: у меня появилось безумное желание снять перчатки и коснуться лица этого человека. Трудно было подобрать объяснение этому патологическому порыву, но у меня хватило сил, чтобы одолеть его, и я начал пятиться назад — шаг, другой; к тому времени, как я отступил шага на четыре, эмоции улеглись, в душе осталось лишь отвращение. Пока я продвигался к выходу, взгляд пустых глазниц пилота неотступно преследовал меня. Выражение его лица было просительно-скорбным, и в моем сознании почему-то промелькнуло сравнение с мордой енота.

— Что ты там делаешь, черт бы тебя побрал? — спросил Джекоб, все еще маячивший в дверном проеме.

Я не ответил ему. Сердце глубоко билось, и его удары молотом отдавались в висках. Я наткнулся на рюкзак, обернулся и ногой подпихнул его в сторону двери. Он был на удивление тяжелым, словно набит грязью, и эти ассоциации вызвали у меня новый приступ тошноты.

— В чем дело? — не унимался Джекоб. Я молча двинулся к нему, продолжая подталкивать ногой рюкзак. Джекоб освободил проход.

Добравшись до двери, я надавил на нее плечом и сумел приоткрыть еще дюйма на три. Джекоб и Лу наблюдали за мной — на их лицах застыло любопытство, смешанное с изумлением и страхом. Когда я выглянул наружу, дневной свет буквально ослепил меня. Я вытолкнул из двери рюкзак, потом выбрался сам и, обессилев, рухнул в глубокий снег.

— Ты весь в крови, Хэнк, — проговорил Джекоб. Он приложил руку к своему лбу и обернулся к Лу. — Эта птица ранила его.

Лу внимательно посмотрел на мой лоб. Я чувствовал, как по левой брови стекает тоненький ручеек крови. Вместе с ним по коже струился холодок.

— Она выклевала ему глаза, — сказал я. Джекоб и Лу тупо уставились на меня. — Птица. Она сидела на колене пилота и клевала ему глаза.

Джекоб поморщился. Лу скептически посмотрел на меня.

— Виден его череп, — продолжал я. — Кости.

Я опустился на четвереньки, зачерпнул пригоршню снега и приложил его к пылающему лбу.

Подул ветерок — яблони, слегка поскрипывая, раскачивались под его порывами. Воронам, сидевшим на ветках, теперь приходилось время от времени взмахивать крыльями, чтобы удержать равновесие. Близились сумерки, и казалось, будто с дневным светом уходит и тепло.