Скотт Смит - Простой план

Аманда негромко взвизгнула, словно напомнила о себе. Сара склонилась над люлькой и коснулась руки дочурки. Ужин так и стоял передо мной — холодный и уже несъедобный.

— Скоро мы уедем отсюда, — сказала Сара, скорее в утешение Аманде, нежели мне. — Уедем, и все будет хорошо. Прихватим наши денежки, изменим имена, и никто нас не найдет. — Она оторвалась от ребенка и, чуть улыбнувшись мне, добавила: — Теперь уже ждать осталось недолго.

Вскоре после полуночи я открыл глаза, разбуженный возней Аманды. Обычно перед тем как разразиться безудержным плачем, она в течение нескольких минут тихонько гукала, покряхтывала, икала. Вот и сейчас я услышал эти знакомые звуки, напоминавшие холостой ход автомобильного двигателя, за которыми вскоре должен был последовать пронзительный душераздирающий вопль.

Я выбрался из-под одеяла, прошел босиком через всю комнату и вытащил девочку из колыбельки. Сара спала на животе, и стоило мне ускользнуть, как она тут же притянула к себе мою подушку.

Я постоял возле люльки, укачивая Аманду на руках и нашептывая ей ласковые слова, однако утихомирить ее было не так-то просто; моих увещеваний ей явно было недостаточно, и она оповестила меня об этом, издав громкий утробный звук, похожий на продолжительную отрыжку, так что мне пришлось спешно перенести ее в комнату для гостей, пока дочка не разбудила свою маму. Я взгромоздился вместе с ней на кровать, укутав нас обоих одеялом.

Я начинал находить удовольствие в этих ночных бдениях. Это было единственное время суток, когда я мог наслаждаться близостью ее хрупкого тельца. Днем, когда я прикасался к ней, малышка тут же заливалась плачем, и только по ночам я мог держать дочку на руках, гладить ее личико, нежно целовать в лобик. Только ночью мне удавалось успокоить ее и убаюкать.

Ее постоянный плач угнетал меня, вызывая ощущение собственной вины. Стоило мне остаться с ней наедине, как Аманда тут же закатывалась в крике. Педиатр, наблюдавший девочку, и сам не мог сказать с уверенностью, когда же придет конец этим истерикам, хотя и заверял нас в том, что явление это временное, — так проходит адаптация чувствительной детской психики к окружающей обстановке. К его доводам я относился с пониманием, и все-таки, несмотря на все мои попытки не поддаваться эмоциям, не мог избавиться от двойственного чувства, которое рождали во мне капризы дочери. Испытывая к ней нежность и жалость, я в то же время не мог подавить в себе вспышки отвращения. Мне казалось, что ее плач — не что иное, как проявление дурного характера, врожденной нервозности и раздражительности, и Бог наградил ее этим в наказание мне. Девочка словно отказывалась принимать мою любовь.

Не знаю, чем объяснить, но по ночам эти тревожные симптомы исчезали. Аманда тянулась ко мне, и меня переполняла любовь к ней. Я склонял голову к ее личику и впитывал нежный, душистый аромат ее тельца. Я прижимал малышку к своей груди, и ее ручонки пощипывали мою кожу, ощупывали нос, глаза, уши.

— Шшш, — тихонько приговаривал я и шептал ее имя.

В комнате было холодно и темно. Дверь я оставил открытой, и в ее проеме просматривался холл. Казалось, его голые белые стены светятся в темноте.

Постепенно Аманда начала успокаиваться. Головка ее покачивалась в такт размеренному дыханию, ручонки сжимались в кулачки. Ножками она упиралась мне в грудь.

Я задремал, и дважды мне приснилось, что она уже научилась говорить. Вот она сидит за кухонным столом и ест с ножом и вилкой. Бормочет что-то, издавая глубокие гортанные звуки, устремив взгляд прямо перед собой, словно уставившись в телевизионную камеру. В ее речи мелькают названия цветов — голубой, желтый, оранжевый, лиловый, зеленый, черный; марок автомобилей — «понтиак», «мерседес», «шевроле», «ягуар», «тойота», «фольксваген»; деревьев — клен, слива, ива, дуб, бук, мирт. Мы с Сарой, замерев в удивленном молчании, вслушиваемся в этот лепет. Вдруг она начинает перечислять имена: Педерсон, Сонни, Ненси, Лу, Джекоб… При упоминании имени брата я встаю и влепляю ей пощечину. Каждый раз сон мой заканчивался на этой пощечине — я просыпался от ее звонкого шлепка, — и каждый раз в сознании возникала мысль о том, что, не ударь я девочку, она продолжала бы и дальше перечислять имена. И списку этому не было бы конца.

Когда Аманда совсем затихла, я стал прислушиваться к дыханию дома. Снегопад прошел, и поднялся ветер. Стены поскрипывали под его порывами — так стонет корабль под натиском волн. Когда ветер усиливался, слышно было, как дрожат стекла окон. Почувствовав озноб, я поплотнее укутался в одеяло.