Владимир Орешкин - Вдох Прорвы

— Да, придумал, и в этом нет ничего обидного, ни для нас, ни для тебя, Маша. Раз у тебя не родители, а исчадия ада… Исчадия?

— Ты так этого хочешь.

— Замечательно… Поэтому мы разыграем похищение. Через пару дней позвоним и предъявим им счет, за освобождение дочери… Как думаешь, сколько они за тебя могут заплатить?

— За меня? — вдруг задумалась Маша. — За меня они могут заплатить много… Они меня уже ищут… Вдруг они нас найдут? Мне страшно.

Она, на самом деле, испугалась. Только что слушала Ивана, не выпуская из рук бокала с шампанским, улыбаясь его горячности, — и вот, тень нешуточной тревоги пробежала по ее лицу.

— Ребята, мне страшно за вас. Вы такие хорошие. И ты очень хороший, — Ванечка…

— Кто не рискует… Тысяч сто дадут?

— Они дадут больше, — сказал Маша. — Я, наверное, на самом деле ничего не понимаю в жизни. Простите… Я не понимаю, о чем мы говорим…

— Иван хочет взять с твоих родителей деньги за твое возвращение. Но тебя, в итоге, родителям не отдать. Деньги превратить в наш стартовый капитал. Что здесь не понятного, — сказал я.

— Это я поняла, — сказала Маша. — Этого делать нельзя. Там профессионалы… Михаил, ты этого не допустишь.

— Конечно, нет… Иван, — нет.

— Я не поняла другого, — продолжала Маша, — вы говорите о деньгах. Зачем нам деньги? Тем более деньги от моих родителей?.. Вот этого я никак не могу понять.

— Я так и знал… — горестно сказал Иван, — что вы будете заодно… Но как мы станем зарабатывать на жизнь?.. Когда здесь ни шагу нельзя ступить без денег… Нас вон какая прорва, — и одни потребности. Я хочу на английские курсы записаться, у меня тяга к языкам: What can I do? Как произношение?.. С машиной что-то нужно делать… Ты, Маша, не захочешь, ведь, целыми днями на диване валяться, куда-нибудь учиться потянет. На какие-нибудь кулинарные курсы… А это — деньги… Ты, Мишка, теперь, я так думаю, к своим холодильникам ни ногой… Что ты еще умеешь?

— Они вас убьют, — сказала Маша. И стала смотреть на нас. Как будто это уже случилось. Такими черными огромными страдающими глазами.

— А тебя? — спросил Иван.

— Меня — нет.

— Да не волнуйся ты так, все концы обрублены. Мишка постарался. Ни один профи не докопается… Главное, не это, главное: достать бабки на жизнь.

— Деньги, такая чушь, — сказала с улыбкой Маша. У нее отлегло, — и видно было, она поверила в мой профессионализм в обрубании концов, и в силу моего вето на идею Ивана. Это польстило.

— Да?!. — саркастически переспросил Иван.

— Конечно, — согласилась Маша.

— Я знаю, — сказал Иван, — ты любишь стирать в тазу. Хотя никакого таза в жизни ни разу не видела.

— Что ты прицепился к этому тазу, — не выдержал я.

— Не к тазу… К тому, что булки растут на деревьях. Там же, вместо листочков, зелененькие баксы. Ведь так, правильно я говорю, Маша?.. Я такой же был, пока моих, папу и маму, не взорвали. Ничем от тебя не отличался… А потом полгода собирал бутылки. Восемьдесят копеек за штуку. Пробовал еще кое-что, сейчас торгую батарейками на рынке — часа четыре ближе к вечеру простоишь, — стольник… Мишка пахал по восемь часов в день, и что? Где его тысячи, — за инструмент, который у него украли летом, до сих пор не может расплатиться… Я тоже думаю, что деньги, это чушь. Не в них счастье. Я это хорошо понял за последнее время, голову даю на отсечение… Но какой-то минимум нужен. В месяц на человека хотя бы долларов двести, — меньше нельзя никак.

— Ну, все, — сказал я, — достаточно… Иван, давай так: пусть это будут мои проблемы. Но с завтрашнего дня. Или наши общие, — но тоже с завтрашнего утра. Утро вечера мудреней.

Мы посидели с минуту молча. Маша смотрела на нас как-то изумленно, а Иван занимался пельменями. Потом он наложил себе очередную порцию и сказал:

— Но знаете, ребята, я вам так благодарен. Мне «Пежо» даже не жалко, тем более, что это я его ухандокал… Гораздо хуже, когда ничего не случается… Живешь, а ничего не случается. От этого тупеешь. Это невыносимо. Все время ждать, что в твоей жизни вдруг что-то переменится. Само собой… Если бы не вы, я бы скоро стал блеять, как баран… Так что, будем считать, что вы меня тоже спасли, от какой-нибудь грядущей психушки. И, если честно, — я сейчас почему-то счастлив. В глобальном, конечно, смысле… Так что, извините меня.

— За что? — удивилась Маша. — Вы все время сводите проблемы к обыкновенным деньгам… Но это же, на самом деле, — полная чушь.

Иван поперхнулся, потом все-таки доел злополучный пельмень, перевел дух, закатил глаза к небу, вернул их обратно, и смиренным тоном профессионального психиатора сказал: