Деон Мейер - Смерть раньше смерти

— А в субботу, сестренка, ты его прикончила.

Элинор Дэвидс улыбнулась, обнажив желтые, неровные зубы.

— Какой ты умный, братишка! Хочешь, дам тебе на халяву?

— У тебя есть огнестрельное оружие.

— Конечно. При моей профессии без пушки…

— Можно взглянуть?

Элинор Дэвидс медленно встала, театральным жестом накинув плащ на плечо.

— Классный плащик, сестренка.

— Товар в оригинальной упаковке, братишка.

Зайдя за стойку, Элинор Дэвидс распахнула дверь. За стеной оказалась еще одна комната, поменьше, в которой сидели четыре женщины. Одна читала журнал, другая красилась, еще две болтали. Элинор Дэвидс вышла и закрыла дверь за собой. В руках у нее была сумочка. Она достала оттуда пистолет, маленький и черный, и протянула его Петерсену.

Петерсен повертел пистолет в руках.

— Это «эскорт», сестренка.

Элинор Дэвидс снова села, закурила, пожала плечами.

— Ну да. Ведь и я оказываю эскорт-услуги.

— У маньяка с маузером точно такой же. Запасной.

— Я не убивала его. Я грешница, но не убийца.

— Придется тебе проехаться с нами.

— Я свои права знаю. У меня есть алиби.

— Думаешь, судья поверит тебе на слово?

— Мне — нет, а вот полицейскому, наверное, поверит.

— О чем ты?

— Братишка, а ты вызови Хаттинга, дежурного сержанта в нашем участке, и спроси его, по каким дням недели ему нравится лопать черный хлеб. У себя дома. С заката до рассвета.

Хаттинг оказался лысеющим человеком среднего возраста. Он пытался спрятать лысину, зачесывая на нее с боков оставшиеся волоски. На допрос он явился в штатском, потому что начальник участка вызвал его из дому.

— Я лишусь пенсии, — повторял Хаттинг. Он выглядел старым, жалким и беззащитным.

— Сержант, все, что вы скажете, останется между нами, — заявил Яуберт и посмотрел на Петерсена, Снимана и начальника участка Хаут-Бэй.

Все закивали.

— Видите, какое дело, жена у меня умерла. Двенадцать лет назад.

Все молчали. Хаттинг потер руки и уставился в пол. Лицо его исказилось от горя.

— По воскресеньям дети уезжают — они учатся в школе-интернате. Капитан… вот как Бог истинный, она была у меня в воскресенье вечером.

В комнате повисло неловкое молчание. Но Яуберту необходимо было убедиться до конца.

— Сержант, вы совершенно уверены в том, что Элинор Дэвидс была с вами до семи утра понедельника?

Хаттинг просто кивнул. Он не мог поднять глаза на Яуберта.

— Всю ночь?

Кивок. И снова молчание.

— Этого больше не повторится, — сказал Хаттинг и разрыдался.

Глаза у Гриссела запали, вокруг них залегли темные круги, кожа стала иссиня-желтой. Он был похож на тяжелобольного, но жадно ловил каждое слово Яуберта. Он тосковал по обычной жизни, по работе, по повседневным делам. Ему не терпелось поскорее выписаться из санатория. Яуберт сидел на металлической койке, на голом матрасе. Бенни сидел на другой койке, задрав ноги. В санатории было тихо, как в мавзолее.

— Начиная с завтрашнего утра Сниман будет следить за Нинабером. По вечерам его будет подменять Лау. Вот и все, кто у нас есть, Бенни.

— Неужели все-таки он? — Голос у Гриссела был слабый, как будто он говорил издалека.

— Не знаю, Бенни. Нинабер — парикмахер. Или, как сейчас говорят, стилист. Среди них много геев. Я был у…

Надо было вспомнить, когда он встречался с Анной Босхофф. Неужели сегодня? У него было чувство, будто с тех пор прошло много времени. В присутствии Анны Босхофф ему было неловко; Яуберту хотелось посмеяться над собой и рассказать о ней Бенни Грисселу, но он просто смущенно улыбнулся.

— Бенни, сегодня я познакомился с одной красивой женщиной. Доктором криминалистики. Она считает, что убийца может оказаться гомосексуалистом. Нинабер женат, но он парикмахер…

— Мой племянник в Данилскёйле тоже парикмахер, но оприходовал всех фермерш в округе.

— Бенни, пока это все, что у меня есть. Дело в том, что Нинабер лжет. Не знаю, в чем или как, но лжет. Он скользкий, Бенни. Скользкий, как угорь.

Яуберт глянул на часы. Половина одиннадцатого. Медсестра разрешила ему побыть здесь только пятнадцать минут.

— Капитан, я хочу помочь.

— Придешь, когда будешь готов. — Яуберт встал. — Спокойной ночи, Бенни.

Яуберт шел по палате. Шаги звучали гулко. Он почти дошел до двойных дверей, когда Гриссел окликнул его:

— Матт!

Яуберт остановился, оглянулся.

— Почему бы тебе не пригласить на свидание красивую женщину? Доктора криминалистики.

Он стоял в полумраке и смотрел на фигуру, сидящую на больничной койке.