— А ведь это незаконное нарушение границ частной собственности! — сказал Мак строго.
— Согласна на арест, если ты продержишь меня до утра в своей квартире.
Мак неопределенно покачал головой и взял шампанское из рук Крис.
— Что ж, не прогонять же тебя…
Крис не стала дожидаться более гостеприимного приглашения — направилась прямиком в гостиную, сняла пальто и бросила его на стул.
— Шампанское среди ночи! — недовольно сказал Мак и пошел за бокалами.
— Ночь — самое время для шампанского.
— Ты такая занятая. И вдруг решила уделить мне время. Чем обязан подобной чести?
— Никакой особой причины, — улыбнулась Крис. — Просто на душе кошки скребли, что мы целую неделю не общались.
Хотелось верить, что она действительно скучала по нему. Да только не верилось. Он уже знал характер репортерши. Что-то ей от него нужно — иначе бы не пришла.
Он протянул ей наполненный бокал.
Чокнулись.
— За нас! — сказала она. Мак еще больше насторожился.
Они сели на диван.
Сделав пару глотков шампанского, Крис вдруг спросила:
— А почему ты, собственно, пошел в полицию?
Мак слегка растерялся. На эту тему он уже сто лет как не думал.
— Мечтал о карьере юриста, — наконец сказал он. — Сперва хотел стать адвокатом по уголовным делам. Потом передумал — лучше быть прокурором.
— Почему прокурором?
— Точно не знаю. Наверно, потому, что проще обвинять людей, чем защищать тех, кто, возможно, действительно виновен… Ну а в последний год на юридическом факультете я вдруг почувствовал, что мне интересней расследовать преступление. Буду ловить преступников, а в суде с ними пусть разбираются другие.
«Я правильно угадала, — подумала Крис. — Он незаурядный детектив. У него потенциал блестящего юриста». Вслух она сказала:
— Напрасно ты выбрал полицию. Адвокат, прокурор — это люди с куда большим влиянием!
— Возможно. Но я не жалею о своем выборе… Ну а как насчет тебя? Почему ты пошла в репортеры?
Крис секунду-другую подумала и ответила уверенной скороговоркой:
— Девчонкой я обожала книжки про всякие тайны. И любила совать нос в чужие жизни. Профессия репортера позволяет влезать в чужие секреты — так что я нашла идеальное применение обеим своим страстям.
Мак лукаво прищурился.
— Думаю, была еще одна причина, — сказал он. — Ты обожаешь быть в центре всеобщего внимания. По-моему, тебя интересуют не столько новости, сколько то, как ты выглядишь, рассказывая их с экрана. Для тебя важно одно — стать звездой. Не важно в какой области. Сойдет и журналистика.
В другой ситуации и с другим собеседником Крис бы оскорбилась и стала возражать. Но теперь не было никакой необходимости лгать. Он угадал верно. Единственное, к чему она стремилась, — быть первой. Но ее откровенное желание власти, похоже, не отталкивало Мака.
— Может, ты и прав, — сказала Крис. — В журналистику я пошла, чтобы дать волю своему любопытству. Но желание прославиться оказалось сильнее всех прочих желаний. — Она протянула Маку пустой бокал: — Меня мучает жажда.
Мак усмехнулся:
— Могу принести воды. Разорительно утолять жажду шампанским за пятьдесят долларов.
Ее позабавило, что он разбирается в марках дорогого шампанского. Последние пятнадцать часов Крис работала так интенсивно и до того устала, что алкоголь сразу же подействовал на нее. Ближайшие семь-восемь часов она будет отдыхать. Здесь, в спальне этого детектива, который упустил случай стать знаменитым прокурором.
Она шаловливо погладила Мака по руке.
— Извини, что меня в тот вечер сорвали на работу. Я так жалела…
Мак понимал, к чему дело клонится. И был не против.
— Я жалел больше твоего, — сказал он.
Крис кокетливо прищурилась:
— Но теперь я свободна до самого утра.
Мак решительно запустил ладонь в копну ее золотых волос и притянул Крис к себе. Они поцеловались. Раз. И еще раз. И еще раз…
Ночью, если собаки принимались лаять, Берт Кринкель иногда вставал успокоить их. Брехали они всегда без причины, и не было никакого резона проверять, что их там взбудоражило. Но семидесятипятилетнего Берта донимала бессонница, и он обнаружил, что короткая прогулка по двору в неурочный час помогает ему заснуть. Всю жизнь он привык вставать до рассвета — работал на железной дороге. Семь лет назад вышел на пенсию, однако по-прежнему просыпался в половине пятого и уже не смыкал глаз.
Его жене, Аде, никогда не приходилось вставать с первыми петухами. Правда, пока росли их четверо детей, она просыпалась рано — готовила им завтрак и собирала в школу. Но последнее чадо покинуло дом четверть века назад, и Ада без всяких проблем перешла на более спокойный и размеренный образ жизни. Ложилась в десять тридцать, просыпалась ровнехонько в семь. И никакой тебе бессонницы! Берт тайком завидовал.
Читать дальше