Джон Гоуди - Опасные пассажиры поезда 123

Высунувшись в окно, Дэниэлс почувствовал, что глаза сразу начинают слезиться.

— Красный свет на локальной линии, — сказал машинист. — Значит, они прошли здесь совсем недавно.

— Еще медленнее, — сказал Дэниэлс, — совсем медленно. И тихо. Без звука.

— Поставьте мне тогда резиновые шины! — огрызнулся машинист.

Толпа восприняла отъезд комиссарского лимузина как сигнал к концу представления. Патрульные машины, одна за другой покидавшие парковку, подтвердили это предположение. Кое-кто из зевак бросился за ними, рассчитывая увидеть, чем закончится дело. Оставшиеся с осуждением смотрели им вслед: может, гора и идет к Магомету, но уж точно не бегает за ним высунув язык.

Через несколько минут толпа перестала быть единым организмом, распалась на атомы, стала редеть. Но несколько сот человек — лентяи, романтики, типичные «носовые маньяки» — никак не расходились и сбивались в кучки вокруг уличных говорунов.

— И как вам мэр? Он был нужен внизу, как вторая дырка в заднице…

— Надо было штурмовать! Как только показываешь этим бандитам слабость, они тут же берут свое. Настоящий преступник — всегда психолог.

— Да они просто дешевка, эти парни. Будь я на их месте, я бы потребовал десять миллионов. И получил бы их.

— Черномазые? Да никогда! Черномазый может стибрить у тебя десть баксов, это да. Но это дело рук белых, масштаб чувствуется!

— Комиссар полиции — он даже не похож на копа. Слишком мягкий. Настоящий коп должен внушать страх.

— Знаете, как они собираются смыться? Я понял! Они уедут на этом поезде прямо на Кубу, ха-ха!

— Эй, кто-нибудь знает, что там сейчас на самом деле происходит?

Аварийный выход находился к северу от станции «14-я улица». Проем в стене туннеля выводил к лестнице, а та, в свою очередь, поднималась к решетчатой крышке люка на тротуаре на восточной стороне Юнион-сквер. Райдер наблюдал, как Лонгмэн, четко оперируя тормозной рукояткой, остановил поезд в ста футах от белой сигнальной лампы над аварийным выходом.

— Нормально? — спросил Лонгмэн.

— Блестяще! — похвалил Райдер.

Лонгмэн сильно потел, и Райдер впервые почувствовал, какая ужасающая вонь стоит в вагоне. Ну что ж, ничего не поделаешь, подумал он. Конечно, условия работы далеки от идеальных, но когда это было, чтобы на поле битвы пахло маргаритками?

Он осторожно выудил из коричневого саквояжа пару гранат, проверил взрыватели и положил их на панель управления. Затем достал липкую ленту и тщательно обмотал гранаты.

— Эти штуки действуют мне на нервы, — сказал Лонгмэн.

— Тебе все действует на нервы, — констатировал Райдер. — До тех пор пока не выдернута чека, они не опаснее теннисных мячиков.

— Слушай, а ты уверен, что они преследуют нас? — спросил Лонгмэн.

— Что ж, если нет — значит, мы перестраховались.

— Но если тут пойдет ни в чем не повинный экспресс…

— Отставить разговоры, — оборвал его Райдер. — Начинай, как только я уйду. К моему возвращению все должно быть готово.

— Центр управления вызывает «Пэлем Сто двадцать три». Прием.

Райдер нажал педаль передатчика.

— «Пэлем Сто двадцать три» слушает. Освободили путь?

— Еще не совсем. Еще две-три минуты.

— Поторапливайтесь. И чтобы никакой полиции в туннеле, на станциях — нигде. Иначе вы знаете, что случится. Как поняли, лейтенант Прескотт?

— Вас понял. Мы точно выполняем ваши требования. Со своей стороны требуем — никакого насилия. Как поняли, прием!

Райдер молча повесил микрофон на крючок.

— Что тут ответишь? — сказал он Лонгмэну. — Все в порядке. Начали.

Он вышел из кабины. Уэлком стоял прямо над девицей, лениво облокотясь на стойку в центре вагона. Подавив раздражение, Райдер прошел к задней двери.

— Прикрой меня, — приказал он Стиверу. Тот кивнул.

Райдер присел и легко спрыгнул на рельсы.

Когда главарь террористов открыл дверь кабины, Том Берри успел заметить, что толстяк с усилием вытаскивает из саквояжа какое-то металлическое приспособление. Дверь тут же захлопнулась, и главарь прошел вдоль вагона. Он что-то бросил здоровяку у задней двери и спрыгнул на пути. Ну что, Диди, воспользоваться моментом и устроить им тут взятие Зимнего? Ну уж нет — будь я проклят, если стану рисковать своей задницей!

Ах, Диди, виновато подумал он, какое я имею право смеяться над тобой? У тебя хотя бы есть во что верить, есть что защищать. А я кто? Наполовину коп, а наполовину — трусливый скептик. Будь я коп до мозга костей, я бы сейчас был уже трупом. Я бы умер, исполнив свой долг, и про меня говорили бы, что я был до конца верен присяге. А будь я обычный штатский — не мучился бы сейчас угрызениями совести. Но какого черта я мучаюсь из-за того, что отказался совершить самоубийство?! Может, ты мне объяснишь, Диди? Впрочем, возможно, все еще впереди.