Каро Рэмси: Распятие невинных

На веревке висело тело, которое изредка раскачивалось от порывов ветра. Лицо было скрыто полиэтиленовым пакетом. Веревка плотно охватывала горло, и красная полоса уже начала темнеть от омертвения.

Чуть ниже полосы — ослепительно белый полумесяц стоячего воротничка, издали напоминающего улыбку.

Спицы колес отбрасывали на пол тени, как в старом черно-белом фильме: белое-серое-черное, белое-серое-черное. Шон крепко держал круглые поручни, иногда отпуская их, чтобы тут же снова ухватиться: он так разогнался, что при торможении инвалидную коляску даже занесло и на дощатом полу остались следы. Его веселый возглас эхом отозвался в доме.

Рядом крутился Гелерт, на которого поездка не произвела никакого впечатления.

Выкатившись на балкон, коляска остановилась. Остановился, принюхиваясь, и Гелерт. Мужчина и собака взглянули на Труду. Она лежала, уютно закутанная, как ребенок, в гамаке и не реагировала на происходящее.

Шон посмотрел на часы. Время принимать лекарство. Он взял четыре коричневых пузырька, встал из коляски и нажал ногой на тормоз. На веранде ярко светило солнце, море переливалось, легкий бриз наполнял воздух запахом соли. Остров Эйлса-Крейг был похож на пудинг, выпеченный морем и солнцем. На веранде висело одеяло, чтобы укрыть Труду от ярких лучей, но сейчас он снял его, чтобы открыть доступ теплу и свету. Еще в тюрьме он пришел к выводу, что морской воздух, солнце и бриз — лучшие целители от всех болезней.

Не просыпаясь, она инстинктивно отвернулась от ветра, ласкавшего ее лицо и перебиравшего светлые пряди волос. Ее чудесное лицо, которое он часто видел во сне. Ее губы и веки после операции были слегка голубоватого оттенка, а сквозь прозрачную кожу хорошо просматривался извилистый путь кровеносных сосудов.

Он поставил все пузырьки на деревянные перила балкона и расположил их по размеру. Гелерт, раскрыв пасть и высунув язык, следил за его движениями с нескрываемым интересом.

Шон не хотел ее будить. Все эти дни она спала очень крепко. Врачи сказали, что это хорошо: ее сознание не тревожили воспоминания, а тело набиралось сил для выздоровления. Но он всегда боялся, что в какой-то момент не сможет ее разбудить, боялся, что жизнь оставит ее тихо и незаметно и что она будет лежать холодной и ко всему безучастной.

Он замирал от ужаса, что может снова ее потерять.

Его руки дрожали, когда он потянулся к ней и поцеловал в лоб, потом еще раз, уже сильнее. Она не шевелилась.

Он осторожно дотронулся до ее предплечья. Так, как показали в больнице — никаких толчков, просто надавливать чуть сильнее, будить медленно и постепенно. Возвращать из ниоткуда.

— Трули, — тихо позвал он.

Ее веки вздрогнули, глаза открылись и закрылись, потом снова открылись, стараясь понять происходящее. Смятение и боль уступили место узнаванию, в глазах появилась улыбка.

— Как ты себя чувствуешь, Трули?

Она беспомощно перевела взгляд на море, ища ответ в глубине своего сознания.

— Время принимать лекарство.

Она улыбнулась ему, и на щеках появились ямочки. Она вытащила руки из-под одеяла и потянулась, уцепившись тонкими пальцами за рукава и втягивая голову в ворот свитера. Это был свитер Шона, и ее голова почти целиком в нем скрылась. Она опять улыбнулась.

— Таблетки, Трули.

Он протянул лекарство, и она высунула голову. Ветер подхватил и закружил ее волосы, придавая лицу особое очарование.

Когда последняя таблетка была проглочена, он приложил ладони к ее лицу, чтобы убедиться, что все в порядке. Она смотрела на него затуманенным взглядом, и казалось, что она чуть-чуть навеселе.

— Ладно, Трули, пора вставать, четыре часа сна лежа и четыре часа сидя — так велели врачи, — произнес он. Врачи сказали, что это важно для правильного кровообращения. Он обвил ее руки вокруг своей шеи, которые так же крепко держали его сейчас от беспомощности, как когда-то в порыве страсти. Он взял ее на руки и осторожно поднял — ее ноги болтались. На прошлой неделе она не могла держать голову, но сегодня она хоть и была наклонена, но не падала. Ее руки достаточно окрепли, чтобы держаться за него. Маленький шаг вперед на долгом пути к выздоровлению. Она смотрела ему прямо в глаза, и он тихонько опустил ее на пол. Ее ноги на какое-то мгновение приняли на себя тяжесть тела, но потом колени подогнулись и она снова стала беспомощной.

Со времени нападения она не произнесла ни слова. Ему так было даже лучше. Он мог говорить за них обоих и за обоих думать. Чтобы добраться до нее, им придется сначала пройти мимо него. Но мимо него никто не пройдет и они будут в безопасности. Теперь на их стороне Андерсон, человек слова и чести.