Леонид Бершидский - Рембрандт должен умереть

– Валерий Константинович, а эти люди в черном – ваши или… – интересуется Штарк по-русски.

– Мои, все мои, – отвечает по-английски Федяев. – А федералы сняли охрану вчера, по моей просьбе.

– Сняли после того, как музей принял картины? – спрашивает Молинари.

– Да, Том, после этого они окончательно убедились, что мне можно доверять. А я со своей стороны заверил их в том, что со своими личными рисками смогу разобраться сам.

Один из людей в черном тем временем возится с чайником. Интересная прислуга у бывшего коллекционера, думает Иван.

– Мы, собственно, хотели поговорить как раз о картинах, которые принял музей, – произносит он вслух.

– Расспросить или рассказать? Если первое, я бы не хотел такого разговора. Как я недавно понял, я недостаточно знаю о них, чтобы кому-то рассказывать.

– Что вы имеете в виду? Ведь это вы их нашли и вернули? – Недоумение Молинари выглядит настолько наигранным, что Федяев смеется.

– Видите ли, Том, у меня есть подозрение, что вы знаете об этой истории гораздо больше, чем я. Мы как раз собирались разыскать вас обоих и хорошенько расспросить. Но вы приехали сами. Наденьте на них наручники, пожалуйста.

Последняя реплика была обращена уже не к Штарку и Молинари, а к четырем спортсменам в черном, неслышно материализовавшимся за спинами гостей. Секунд через пять руки у обоих скованы, но у покорного Штарка они лежат на коленях, у Молинари – скручены за спиной; одному из спортсменов срочно пришлось отлучиться, чтобы наложить компресс на сломанный нос. Двое других держат их на прицеле.

– Ну вот, Том, теперь Иван сможет пить чай, а вы – нет, – комментирует Федяев. – Не надо было резких движений. Дело в том, господа, что я узнал из источника в музее, что картины, которые вы, Иван, передали моим адвокатам, как бы это сказать, не совсем подлинные. И я, надо вам сказать, задумался, как такое могло получиться. Теперь я в ином свете вижу роль Софьи Добродеевой – или Суэйн, смотря который из ее паспортов вам больше нравится. И особенно ваше участие в этом деле, Том, – его я вижу уже абсолютно в ином свете. Ведь фамилия вашей матушки – Ангило, не правда ли?

– Не впутывайте мою маму, – рычит Молинари. – Если с ней хоть что-то случится, я доберусь до вас, даже если буду мертв.

– Вы бывали на Гаити, Том? Говорят, там известны такие случаи.

Молинари лишь смотрит на Федяева полными ненависти глазами. Иван пытается вспомнить, где он слышал фамилию Ангило. Кажется, от самого Тома. «Коза ностра»… «Крестный отец»… Ну да, конечно, такая фамилия была у босса итальянской мафии, которого якобы сдал федералам Джимми Салливан. Вот так мама!

– Вы действуете вместе с Салливаном? – спрашивает Иван у Федяева, стараясь унять адреналиновую дрожь. Сейчас он точно должен быть камнем посреди бурной реки.

– Какая интересная гипотеза, Иван. С чего вы это взяли?

– Мне трудно вести интеллигентную беседу со скованными руками.

– К сожалению, я не могу снять с вас наручники. Оказать вам преференцию значило бы обидеть вашего друга из «Коза ностры».

– Нет никакой «Коза ностры», – кричит Молинари. – Мама была племянницей Джерри Ангило, но она никогда ничего не знала про его дела! Женщин к ним и близко не подпускали, ты же читал Марио Пьюзо, долбаный русский кретин! Ты видел, на чем мы приехали? Это моей мамы тачка. Настоящая мафиозная тачка, правда?

– Но вы ведь не женщина, Том?

– Когда Салливан сдал Джерри федералам, мне было пять лет, черт бы тебя побрал!

– С такими генами, Том, это не имеет значения.

– Простите, я правильно понял, – переспрашивает Штарк, – что вы подозреваете Софью и меня в сговоре с итальянской мафией в лице Тома с целью всучить вам фальшивые картины?

– Я бы не назвал мои выводы подозрениями, Иван.

– То есть вы в этом уверены?

– Я просто не нахожу другого логичного объяснения всему, что произошло. Но уверяю вас, я расспрошу не вас одних, чтобы составить полную картину. У меня в гостях сейчас некий мистер Суэйн с подругой, а также одна знакомая нам обоим дама.

Иван вскакивает со стула и делает движение в сторону Федяева. Тут же свет меркнет в его глазах от острой боли: человек в черном, стоявший за стулом, ударил его ребром ладони по шее. Иван снова опускается на стул и сжимает зубы.

– Напрасно вы так реагируете. Я-то как раз не мафиозо и не собираюсь ни убивать, ни пытать ваших приятелей и вашу подругу. Я просто задаю им вопросы. В первую очередь о том, где находятся подлинники картин. Вас тоже хочу об этом спросить. Видите ли, я должен минимизировать мои риски. Если выяснится, что в музее поддельные картины, ФБР может изменить свое мнение обо мне. Собственно, сейчас риск настолько велик, что мне лучше уехать из Соединенных Штатов, а мне очень не хотелось бы этого делать, – я уже объяснял вам, Иван, по каким причинам.