Алекс Баркли - Посетитель

Вэлтри покраснел.

— Да, я был в курсе. Я просто проверял вас. — Он деланно засмеялся. — Может, вы поставите его на место? И снова провернете центрифугу?

Келвин улыбнулся и проделал все, что нужно.

Вэлтри зажег в печи огонь от тлеющей внутри оранжевым цветом спирали.

— Температура внутри недостаточная, чтобы плавить золото, но если добавить кислород… — Он отвернул кран на высоком зеленом баллоне, стоявшем рядом с печью, и из горелки узким языком вырвалось голубое пламя. — Теперь температура пламени чрезвычайно высокая — три тысячи градусов. А сейчас все, что нам нужно сделать, так это вдуть расплавленный металл в полость, и, когда он там застынет, мы получим готовую металлическую коронку вместо восковой формы.

— Детективам могут понадобиться очки, — заметил Келвин.

— Действительно. Можете принести?

Келвин принес очки для защиты глаз.

— Быстренько поглядите и сразу отводите взгляд. Не смотрите на это слишком долго.

— Сегодня Келвин работает с золотом, — пояснил Вэлтри. — Вот мы помещаем золотые слиточки в этот вот тигель. Я беру эту форму…

Тут Келвин ткнул пальцем в тигель:

— Не забудьте про предварительный нагрев…

— Еще раз спасибо, Келвин, — сказал Вэлтри недовольно. — Теперь я беру паяльную лампу и начинаю предварительный нагрев тигля, пока он не станет хорошего вишневого цвета. Потом я кладу в него слиточки золота. Паяльной лампой плавлю золото, пока оно не станет жидким, на что требуется около шестидесяти секунд. Я беру форму и устанавливаю ее рядом с тиглем. Когда я закрою крышку, тигель начнет вращаться на центрифуге, и центробежная сила отбросит расплавленное золото на стенки полости в форме. Раз, два, три…

Он закрыл стеклянную крышку, и тут же закрутившаяся центрифуга образовала слепящий круг яркого белого света.

— Может, пора уже перекрыть газ? — спросил Келвин через какое-то время.

— Давай, — кивнул Вэлтри.

Келвин отключил кислород.

— Вот все и готово, — объявил Вэлтри. Он повернул ручку в центре аппарата, нажал на кнопку, открыл дверцу и с помощью щипцов достал из печи гипсовую форму. — Теперь я оставлю это на час, чтобы форма остыла до комнатной температуры. Когда я ее потом разобью, внутри окажется золотой зуб. После чего дело за подгонкой и полировкой. А когда это будет проделано, мы начинаем косметические операции — ставим керамические или фарфоровые фасетки. Но для прочности основа должна быть металлической.

— Стало быть, эти отходы от подгонки и полировки вы потом отсылаете для восстановления? — спросил Джо.

— Да.

— О'кей. Ну, спасибо за то, что показали, как вы тут работаете.

Уши Гар улыбнулась детективам, когда они уходили.

Выйдя в коридор, Джо повернулся к Дэнни:

— Газ, паяльные лампы, пламя, расплавленный металл… Хорошенькие игрушки для какого-нибудь психа.

Шон Лаккези сидел перед телевизором с бутылкой пива в руке и пакетом чипсов на коленях, когда в его комнату вошел Джо.

— Черт побери, однако! Семь часов вечера, понедельник. Тебе не кажется, что это не самое лучшее время, чтобы пить пиво?

— Ага, — не оборачиваясь, буркнул Шон и поднес бутылку ко рту.

Джо вырвал ее у сына:

— С меня хватит! Осточертели мне твои штучки!

Шон молча вылупил глаза на отца.

Джо сел, потирая лоб.

— Извини, — тихо сказал он. — Я просто здорово о тебе беспокоюсь. И мама тоже.

— Со мной все в порядке, — пожал плечами Шон и посмотрел на отца с тем же самым выражением скуки и безразличия, с каким Джо в свои восемнадцать смотрел на собственного отца.

— Теперь пьют совсем по-другому, чем пили мы, когда нам было столько, сколько тебе, — заметил Джо со вздохом.

— Ага, вы, кажется, когда пили, надевали расклешенные штаны.

— Может быть, но дело в том, что столько мы в таком юном возрасте не пили.

— Это вовсе не значит, что у меня крупные проблемы.

— Послушай, Шон. Ты много пьешь, ты пьешь уже четвертый вечер подряд, и такое с тобой не в первый раз. Зачем тебе столько пить?

— Да вовсе не так уж я и пью! И никто из моих приятелей не выслушивает от своих предков столько фигни!

— Может, никто из этих предков не волнуется за своих отпрысков.

Шон поднял глаза.

— Сынок, я пока тихо и спокойно с тобой разговариваю. Мы не кричим и не ссоримся. Но боюсь, что скоро у нас начнутся и крики, и ссоры.

Шон молча уставился в пол.

— Если ты пьешь, чтобы забыть прошлое, то именно это нас с мамой и беспокоит. Мы помним, что тебе пришлось пережить, помним лучше, чем кто-либо еще. А твои друзья не помнят. Ты для них — всего лишь часть компании. И никто из них не думает о каждом отдельном человеке и о том, хорошо это или плохо — нажираться каждый вечер. Им на это наплевать.