Гарри Стейн - Серебряная пуля

Логан поспешил осмотреть крыс сам. Да, животные в порядке, клетки не тронуты.

Вернувшись в лабораторию, он тяжело опустился на стул.

— Даже не верится. Черт побери, я не могу в это поверить.

Перес, подметая, старался не смотреть на него.

— Слушай, это наркоманы. Такое случается, особенно в этом районе.

— Я знаю. — Логан старался, чтобы голос звучал как можно хладнокровнее. Он догадывался, что Перес воспринимает его как потенциального параноика.

— Ну, такова жизнь. Ничего не поделаешь. Даже в Клермонте раза два случалось подобное, несмотря на всю нашу систему безопасности. — Он опять принялся подметать. — Все можно восстановить, радуйся, могло быть и хуже.

Но Логан ничего не мог с собой поделать.

— Посмотрим.

— Что ты, черт побери, хочешь этим сказать? — Вопрос был лишним, Перес и так все прекрасно понимал.

— Слушай, старина, брось ты это. Здесь были наркоманы.

— А почему ничего не пропало?

— Просто нам повезло.

— Чтобы наркоманы ничего не взяли?

— Я не хочу с тобой говорить про это, Логан. Что-то во всем этом есть болезненное. Любую хорошую новость ты превращаешь в плохую.

— Может, ты и прав, — пожал плечами Логан. — Надеюсь, что так.

— Да ты просто не в себе.

— Посмотрим.

— Ты знаешь, почему я больше всего этого боялся? — спросил Перес через три месяца, держа в руках мертвую крысу.

Логан уставился на нее.

— Потому что я говорил: я был прав.

— Потому что ты принимал во внимание только сам факт — крыса сдохла — и неправильно его истолковывал.

— Здесь не было никакой диверсии, Логан. Посмотри правде в глаза. Лекарство убило животных. Как и раньше. Просто лекарство не работает.

— А почему тогда Стиллман в нем так заинтересован? Почему он хотел все простить, если мы согласимся работать на него?

— Но, Дэн, он исследователь рака и должен интересоваться лекарством.

— Почему они пытались погубить меня?

— Не преувеличивай, Дэн. Просто ты им не нравишься. А это другое. Может, на их месте ты делал бы то же самое.

— Неправда.

Перес отложил в сторону мертвую крысу.

— Все это бессмысленно. И ты хочешь потратиться на вскрытие?

Дэн утвердительно кивнул.

— Логан, спроси себя, ну что бы они выиграли, поступив так? Ты сам говорил мне, как лекарство, проявляющее активность на лабораторных животных, может быть таким же и в случае с людьми.

— Я хочу еще раз проделать этот эксперимент.

Перес всплеснул руками.

— Тьфу ты черт!

— У нас осталось еще немного этого соединения, я закажу новых крыс.

— Забудь про это. И знай, я больше в игре не участвую.

— Рубен, пожалуйста! Ты мне нужен. И нельзя их держать здесь. И у меня небезопасно.

— В своей квартире, Логан, я пытаюсь наладить нормальную жизнь.

— Рубен, пожалуйста, ради меня. Я тебя умоляю.

И он не преувеличивал.

— Ты переходишь все границы. Ты ненормальный.

Но Перес, говоря это, уже соображал, куда бы пристроить клетки, чтобы не слишком воняло.

Через десять недель после возвращения Сабрина получила письмо из Кельна. Даже если бы на конверте не была наклеена характерная по строгости немецкая марка, так непохожая на итальянские с птичками, цветочками, гончарными изделиями, она бы узнала адресанта по слегка дрожащему почерку, как бы воскрешающему элегантность начала века.

Рудольф Кистнер! Она закрыла дверь кабинета и разрезала конверт.

«Уважаемая доктор Комо! Привет и наилучшие пожелания.

Прежде всего я должен поблагодарить вас за вашу доброту, за ваш визит. Огромное спасибо за подробности, рассказанные о курсе доктора Логана. Я искренне надеюсь, что вы не сочли меня грубым. Сейчас я не принимаю гостей и, вероятно, разучился это делать. После вашего визита я много думал о том, о чем вы меня спрашивали. Да и сейчас я не знаю, смогу ли дать ответы, которых вы ждете. Это было так давно. В другом веке, когда люди думали совсем по-другому. Я надеюсь, вы это понимаете.

Господин Накано был великим химиком. Работа его была очень важной. Но я обязан сказать вам, что к нему в этой стране отнеслись не так, как следовало бы. И это позор для Германии.

Был ли господин Накано моим другом? В последние дни я долго думал над этим. Но, естественно, тогда я не воспринимал его так. Он был мастер, специалист высокого класса в области химии. А я — молодой поклонник, один из многих, работавших в „Кристиан Томас“. Я никогда не был у него дома. И даже до того, как его вынудили уйти из „Кристиан Томас“, я не знал, что фрау Накано была еврейкой. Все это было в 1936 году, и после я его ни разу не видел.