Франк Тилье - Комната мертвых

— Да, Пьер… Комната мертвых. Эта единственная натопленная комната среди ледяных подвалов была средоточием ее детских радостей и страхов. Воющий волк, которого боятся все дети. Мухи, которые тучами вились вокруг нее, когда она сидела рядом с трупом матери. И совсем другие, светлые воспоминания: куклы вокруг кровати, маленькие симпатичные зверьки — обезьянки, кенгуру… Какой потрясающий символизм! А окружающие ледяные коридоры ее сознание не могло населить ничем, кроме страха и ненависти. В самом центре этого Дантова ада была маленькая теплая комнатка, единственная, где хоть как-то ощущались остатки человечности, еще сохранявшиеся у этой женщины… Комната мертвых…

Пьер не отвечал. Каждый день Люси казалась ему отличной от той, какой была вчера. Сможет ли он когда-нибудь узнать ее до конца?..

— Не сердись на меня, — прошептала она ему на ухо. — Просто я должна была дойти до конца всей этой истории. Эту тетрадь я положу в шкаф к остальным и больше никогда к ней не прикоснусь.

Пьер указал на огромный толстый том и сказал:

— Я надеюсь, когда-нибудь ты уберешь туда и эту книгу…

Люси бережно взяла в руки «Anatomica Magistri Nicolai Physici», сдула пыль с обложки и поставила книгу на открытую полку над запертыми дверцами из непрозрачного стекла.

— Все же в этой истории есть и некоторые положительные моменты, — не слишком уверенно произнесла она. — Беременную женщину и этого типа, Сильвена Куттёра, нам удалось спасти…

— Да уж, положительные… Позволь тебе напомнить, что парень умер еще до прибытия в больницу, покончив с собой с помощью скальпеля. Столько трупов из-за этой истории с деньгами!..

Люси посадила Клару на колени Пьера, а Жюльетту прижала к себе.

Норман повернулся к окну, за которым виднелись ярко освещенные дюны. Тепло детского тельца ослабило его гнев. До самого горизонта, за которым угадывались берега Англии, тянулись красные полосы заката.

— Может быть, наших красавиц пора укладывать? — спросил он. — К тому же надо хоть ненадолго отвлечься от всего этого…

— Хорошо, но перед этим, Пьер, я расскажу тебе самую удивительную историю из всех, что ты слышал в своей жизни. Нечто такое, что совершенно изменит твое видение мира… Я хотела рассказать ее тебе в тот же самый день… в день смерти Вивианы Делаэ, но… тогда я была к этому не готова. И ты, может быть, тоже…

— Я тебя слушаю. Только… без всяких там жутких подробностей, ладно?

Люси кивнула.

— Когда я была маленькая, мы с родителями часто отдыхали у бабушки с дедушкой. Каждые выходные, все пятьдесят две недели в году. Отец с дедом играли в белот, мама с бабушкой болтали, а мы, кузены и кузины, играли во дворе. Дед запрещал нам лазить в глубину сада, там был его драгоценный огород… Тот, кто попадался на нарушении запрета, получал трепку — причем такую, что после этого он долго не приближался к огороду на пушечный выстрел! Но как-то раз мы все же предприняли такую авантюру. Один стоял на стреме, а остальные полезли через бетонную стену, утыканную поверху бутылочными осколками. Дед терпеть не мог кошек, и вот такую зверскую штуку устроил для них. И дня не проходило, чтобы какой-нибудь несчастный кот не напарывался на эти осколки… Словом, мы осторожно перелезали через эту ограду, и тут какая-то птица неожиданно пронеслась прямо передо мной. Я потеряла равновесие — и… напоролась ладонью на осколок. Ничего особо страшного, даже не пришлось накладывать швы, но, если присмотреться, шрам от того пореза и сейчас виден — вот он, пересекает треть линии жизни… Видишь.

Норман, поморщившись, кивнул.

— Три дня спустя, на пляже в Форт-Махон, мы с братом решили пробежаться наперегонки — кто первым добежит до моря. И вот уже у самой воды моя нога увязла в песке, я упала и напоролась рукой на обломок раковины. Уже другой ладонью, левой. Новый порез…

— Покажи мне твои ладони! — потребовал Пьер.

Люси вытянула руки вперед, повернула ладонями вверх и медленно разжала пальцы. Пьер буквально впился в них глазами.

— Но это… это невероятно! Они абсолютно симметричные!

— Мне всегда казалось, что это чистая случайность. Знаешь, сколько лет мне тогда было? Двенадцать. Первый шрам появился у меня двенадцатого августа тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года, второй — пятнадцатого.

Пьер резко поднялся, с Кларой на руках. Горло у него свело судорогой, сердце бешено заколотилось.

— Ты… ты шутишь, Люси? Решила меня разыграть?

— Можешь спросить у моих родителей, они подтвердят. Да, Пьер, эти шрамы появились у меня именно в то время, когда была убита мать Вивианы Делаэ. Буквально день в день.