Алексей Евдокимов - ТИК

Выкрашенный серой краской задний тамбур был пуст и выстужен: снежок на полу, изморозь на стеклах. Густой пар изо рта. Я поспешно раздернул завязки рюкзака, выхватил бутылку, свернул крышку, приложился к горлышку. Поперхнулся, закашлялся, вытер рукавом облитый подбородок.

Прислонился к ледяной стене. Боль расходилась по мозгу, как круги по воде. Лязгающий металлический коробок встряхивало, мотало и несло из темени в темень.

Дверь в проход между вагонами распахнулась внезапно и резко, чуть не задев меня. Я торопливо отодвинулся, машинально глядя на вошедшего, в свою очередь машинально, видимо, обернувшегося… — и тут же отступил еще на шаг, едва не выронив бутылку.

Когда я пришел в себя, никого в тамбуре опять не было. И я бы даже поверил, что не было вообще, что это мой глюк, — если бы не постукивала язычком о косяк незакрытая дверь внутрь вагона… К черту… — я торопливо хлебнул, не чувствуя ни вкуса, ни крепости… А может, он был нормальный, и приглючилась мне только жуткая рожа?.. Белая, то ли мучнисто-, то ли изжелта-белая: нечеловеческого, короче, цвета… Без волос. Без носа. Без губ. Без век. Без ушей, кажется… Один раз довелось мне раньше такое видеть — это был мужик, перед лицом которого взорвался аэрозольный баллончик. Ему оторвало нос, уши, пальцы…

Я вдруг представил, как зачем-то (проверить, правда ли он такой?) устремляюсь следом за этим типом в вагон… А там никого. Пустые полки, полусползшие матрасы, скомканные простыни, брошенные вещи. И — ни одного человека. И свет не горит, только снаружи заносит синюшные отблески проносящихся фонарей…

Вот и попытайся кому-нибудь доказать, что ты не полный псих… Мышцы лица неконтролируемо расползались то ли в ухмылку, то ли в гримасу. Давай, попробуй… Только не забудь добавить, что главное твое нынешнее занятие — попытка доказать: вся история кино это сто-с-лишним-летний античеловеческий заговор… Кино? Да. Именно. Кино. Синема. От тебя мы без ума. Во-во.

Дацко, разумеется, был страшно занят (как всегда) и, как всегда, отвлекаться от своих занятий не собирался — но перетереть с Ксенией готовность выразил. Он сейчас на ATV. У него программа в десять, полчаса до может уделить.

…В этом было его отличие, например, от Игоря. У Игоря тоже никогда ни на что не хватало времени, он тоже вечно был ужжжасно озабочен чем-то (что не имело к Ксении отношения и чем он не хотел с ней делиться), перманентно находился в неописуемой запаре и куда-то фатально опаздывал… Как, впрочем, практически все ее нынешние знакомые… как она сама, в конце концов.

При этом чем же все-таки занимается Гордин семьдесят-восемьдесят процентов своего времени, оставалось сущей загадкой. На посторонних и полузнакомых людей он производил впечатление феерически делового персонажа, одномоментно и фактически в одиночку тянущего минимум по восемь проектов и зарабатывающего тысячу долларов в минуту. Надо было знать его так же близко, как Ксения, чтобы за неприступными сосредоточенными гримасками видеть порядочного бездельника и беспредельного раздолбая, постоянно находящегося на мели, отлынивающего от любой работы, не отвечающего на звонки тех, кому он обещал что-то выполнить или вернуть деньги, зато с одинаковой охотой занимающего бабло и переваливающего свое дело на всякого, кто имел неосторожность предложить помощь. Он действительно на памяти Ксении не пришел вовремя ни на одну встречу (с важным ли партнером, с ней ли в период «окучивания») — но вовсе не по причине плотности графика (не более плотного, чем у любого человека в этом городе и в этом бизнесе), а по причине чудовищной несобранности.

Совсем другое дело Аркаша Дацко. Этот тридцативосьмилетний холеный, но уже заметно обрюзгший и подплывший сальцем «мачо» (как он сам заботливо позиционировал себя в девяностых в глянцевых изданиях… впрочем, небезосновательно, если подразумевать под этим дебильным словцом известную самцовскую харизму) действительно работал со скоростью и эффективностью авиационной пушки.

Ксения по понятным причинам не была с ним знакома лет двенадцать назад, когда Аркаша, тогдашний режиссер рекламных и музыкальных клипов (несомненно, «стильных», гламурных, с рапидами, нарезами и гиперкрупными планами), прилежно и самоотверженно, на износ, олицетворял (говорят) типаж столичного клубного бездельника; но с изменением духа времени и господствующего модус вивенди Дацко тоже, видимо, кардинально переменился — в соответствии с оными. Да, наверное, и с возрастом. Он больше не нюхал кокс, не тусовался по клубам и часто не находил времени летать на западные фесты. Рекламу он тоже давно уже не делал — теперь он брал за нее бабки. Теперь он был телепродюсер. (Еще один продюсер в Ксениной коллекции. На данный момент примерно три четверти ее знакомых — продюсеры. Впрочем, в Москве, кажется, теперь не меньше половины населения — продюсеры. А вторая половина — пиарщики… Стоп, а менты?.. А менты — не часть населения. Это явление природы: опасное, безмозглое и неизменное, как сейсмическая активность в Японии…)