Алексей Евдокимов: ТИК

Замираю, зажмурившись. Осторожно прислушиваюсь к ощущениям. Ни черта не разобрать. Я лежу на спине, на чем-то твердом, шершавом и мокром… Полулежу, вернее: гудящий от боли затылок упирается в такое же твердое, плечам и локтям тесно (правый локоть, кажется, разбит)… ноги полусогнуты и распрямить их невозможно. Стрекот проекционного аппарата, жесткий шелест пленки по-прежнему слышны — и еще какое-то неровное шлепанье, плюханье, дребезг… Мокро. Как-то странно мокро — со всех сторон, но при этом я, кажется, не в воде… Брызги на лице. Холодно — меня даже трясет, кожа идет мурашками, — но при этом почему-то тепло. Точнее так: холод внутри меня, тепло снаружи. Через некоторое время ощущения теплого и мокрого соединяются, дополняясь звуковым рядом — это теплая жидкость льется на меня сверху, шелестя и шлепая по тому твердому, в чем я не могу распрямиться, затекая мне под спину и зад, но не накрывая.

Ничего не понятно еще и потому, что совершенно невозможно связно думать: черная непроглядная копоть висит внутри черепа, что-то в ней ворочается, ржавое, громоздкое, неподъемное, скребя, грубо тычась в виски острыми углами и наваливаясь изнутри на глазные яблоки.

Тихонько приоткрываю глаза: жесткий электрический свет. Далекий потолок. Несвежая, потемневшая побелка, набрякшая и сморщившаяся в углу от сырости. Раструб душа, мерцающий водяной конус. Это я в ванне валяюсь. Под работающим душем.

Ни-хре-на не помню.

Я не дома. А где? У Таньки? Нет. Да и как бы меня занесло к Таньке… Еложу обеими ладонями по бортикам. Справа вплотную — кафельная стена.

И сколько я так отдыхаю?.. Да порядком — судя по тому, как уже мерзну… И никого это не колышет, что характерно.

Шарю руками по себе. Ничего на мне нет. Ну, зато я не услышу, как Брюс Уиллис, что у меня вид человека, который спал в одежде…

Как башка-то болит, сука… А это что? Ага, мои трусы. В ванне. Мокрые, естественно. Н-да.

Рыба пила.

И ведь есть у меня страшное подозрение, что не только пила… Бережно обнимаю мокрыми руками влажную голову. Есть у меня страшное подозрение, что она же, д-дура, еще каких-нибудь… дубина… колес наелась… Хотя сколько уж было, на хрен, зароков себе дадено…

Нет, как пила — помню. Отчасти. Как у Петрухи на «пятке» начинали. Смотрели по видаку мой «Dark City». Причем уже начинали с «бодяги» — хотя обычно визиты «на точку» начинаются только после того, как все остальное выпито, а башлей ни на какой фабричный продукт не хватает…

Вода эта. Вырубить ее наконец. И вылезти. Хоть понять, где я все-таки…

Какое там — вылезти…

У кого-то же день рождения намечался. У кого-то полузнакомого. У Петькиного какого-то кореша. Этого самого дурака. Из ролевой тусовки. Как его, гоблина… хоббита… Башка-а-а…

В Юрмале он, Петруха говорил, гулял: кабак какой-то снял на Йомас. И решили мы — правильно — ломануться к нему всей шоблой. Потому что все уже были хорошо датые. Ибо, как говаривал в свое время Горшок, «сто грамм — не стоп-кран: дернешь — не остановишься»…

И куда-то мы, значит, всей шоблой ломанулись. На взморье? Никакого, однако, взморья в памяти уже не осело… Не, надо все-таки вылезать, сколько можно мокнуть.

К тому же — Тихо Браге.

Легендарный астролог Тихо Браге помер, как известно, от разрыва мочевого пузыря. Его, беднягу, приперло на королевском балу в процессе беседы лично с Рудольфом Вторым — и он не посмел прервать императора и отлучиться… И если я не хочу повторить его судьбу…

С третьей попытки сажусь в ванне. Опершись рукой о левый бортик, пытаюсь через него перевалиться. Тошнота подергивается, хочет наружу. Еле сдерживаюсь.

Да. Нет. Незнакомая какая-то хата. Ванная, во всяком случае, незнакомая. Совмещенный санузел. Так, вижу джинсы…

Ладно, раз, два… Бьюсь о бортик коленкой. Ледяная плитка. Шлепаю, капаю. Осторожно пробую дверь — заперта. Никаких звуков снаружи. О’кей, куда-то ломанулись — а вот что было дальше? Дальше… Дальше мозговое усилие порождает очередной спазм — и уже не в силах терпеть, я с жалобным звуком, внезапно навернувшимися слезами и просаживающей до промежности мгновенной болью вываливаю в очко невнятную бледную дрянь, какие-то прогорклые остатки.

Стоп. Тьфу. Мы поперлись на электричку… Тьфу. И на станции, на «Золитудке», кого-то встретили. Тьфу, м-мерзость… Кого-то встретили и в Юрмалу не поехали. То есть не все поехали. Но кого именно мы там встретили — хоть убей… Во. Тут начинаются пробелы. Blackout. Про это, между прочим, Феррара и снял. Бухал чудила, бухал — сам не заметил, как девку какую-то кокнул… так, по-моему, там было. Киношник некий. Вот, дескать, кино до чего доводит… Вырубаю, наконец, воду. Сколько ж ее натечь-то успело? Кель ор этиль вообще?