Алексей Евдокимов - Ноль-Ноль

— Ивар?

— По-моему. Из Латвии он или из Эстонии…

«…Две недели, — лихорадочно соображал Антон. — Когда Мас свалил в Москву из Питера? Как раз недели две назад…»

— Подождите: Витя встретился с Иваром до того, как сказал всем, что уходит? Или после?

— Да я откуда знаю?

— Но сейчас Ивар живет в Витиной квартире?

— Пять… нет, шесть дней назад жил…

— Простите, а где эта квартира находится?

— Гусятников, девять.

Дом девять по Гусятникову переулку, плебейский совдеповский короб неопределенно-почтенного возраста, неуверенно приткнулся к роскошному отремонтированному югендстильному домине, начиненному, судя по табличке, «Кадастровым центром „Земля“». Напротив приосанился особняк Торгово-промышленной палаты; лоснились тугими черными боками сваленные в переулке бурдюки представительского класса. Свернув во двор, Антон ожидаемо остановился перед дверью с обрывками объявлений и двумя рядами кнопок.

Ждать пришлось минут пятнадцать, пока дверь, клацнув, не открылась изнутри, медленно и не до конца. Оттуда выдавилась боком толстая девица, таща на буксире спотыкающуюся о порог коляску. Антон придержал увесистую створку, выпустив мамашу с личиком грызуна, и шагнул в гулкий сумрачный подъезд: измазанная оттепельной жижей плитка, широкая лестница, дважды сворачивающая по пути с этажа на этаж, лифт в квадратном колодце из густой металлической сетки, заросшей толстой пылью.

Следя за номерами квартир, он дошел до пятого этажа. Нужная ему дверь не была закрыта: высокая створка, чуть отклонившись наружу, оставила темную щель сантиметров в пять. Антон поколебался, потом позвонил. Трель прозвучала слишком близко и громко. Никакого шевеления внутри, однако, так и не возникло. Антон подождал, позвонил еще. И еще… Нерешительно потянул ручку на себя.

Узкая, непроглядная почти прихожая, какой-то обшарпанный комод, одна дверца распахнута. Дальше в коридоре — из проема комнаты, видимо, — торчит что-то вроде опрокинутого стула. «Эй!» — позвал Антон, невольно понизив голос. Плотная тишина не подалась.

Налево — кухня. Окно на угрюмый брандмауэр с кривоватым членистым вентиляционным коробом. Никого.

В коридоре под ногой хрустнуло — Антон нагнулся: мелкое стеклянное непонятное крошево… Деньги… Баксы… Бумажка в двадцать долларов на полу. Еще одна… И еще… Смутное, но неприятное ощущение скребло все настойчивей.

Снаружи темнело, а тут и вовсе ни черта было толком не видать. Но включать свет Антон не решался.

Там действительно стул валялся, на пороге комнаты, причем не просто поваленный, а полуразломанный: спинка и задние ножки почти оторваны. Сделав еще шаг, Антон увидел, что это лишь часть дикого комнатного разгрома: другой стул, офисный, перед компьютерным столом, тоже был повален, монитор хлопнулся экраном в паркет и что-то еще щедро по паркету рассыпалось… Но все это даже не дошло толком до сознания — ничего из увиденного, кроме ног. Ног лежащего ничком человека, почти параллельных: в черных, сбрызнутых понизу уличной грязью джинсах, в темных носках с вытертыми ступнями…

Антон замер. Без единой мысли. Некоторое, не зафиксированное им самим (вряд ли, впрочем, долгое) время он пребывал в этом оцепенении, а вышел из него не полностью и не без потерь в весе, координации и способности связно думать.

Мелко и невпопад переступая, он вдвинулся в комнату. Он почти не сомневался, что перед ним Мас, но не мог удостовериться: человек лежал головой в угол между диваном и подставкой под свороченным телевизором, лица видно не было. Свитер и майка задрались, высоко открыв длинную спину с ложбинкой посередине. Выше ворота из шеи что-то вертикально росло — черное, цилиндрическое, с красным.

Антон заставил себя приблизиться. Брякнула задетая коробка сидюка (стойка для них была сшиблена, и диски разлетелись на полкомнаты). Мас… Ну да…

«Пульс пощупать: вдруг жив еще…» — заикнулись где-то на периферии сознания; но когда Антон разглядел, куда и как вогнали Ивару то, что из него торчало — под самое основание черепа, в затылочную ямку, почти по рукоять (пластиковую, черную с красным) — понял, что не будет никакого пульса.

Он резко обернулся, забыв дышать. Тихий, едва слышный звук почудился сзади… где-то в прихожей… Стук?.. нарочито мягко прикрытой входной двери?..

Две, три, пять секунд… — и шаги: вкрадчивые, но все равно внятные из-за твердой зимней обуви и старого паркета.

Антон стоял, слушая уханье собственного сердца. Шаги чуть отдалились — видимо, вошедший, как до него Антон, заглянул на кухню. Снова приблизились. Стихли: ЭТОТ разглядывал рассыпанные по коридору баксы…