Мэри Кларк - Соглядатай

Пэт не ответила — она в смятении наблюдала за репортером, что-то строчащим в блокноте.

Наконец полиция удалилась. Все поверхности в гостиной были в пятнах светлого порошка; двери на веранду намертво закрепили проволокой, чтобы их нельзя было открыть, пока не вставили новое стекло.

О сне теперь не хотелось даже думать, и Пэт решила навести порядок в гостиной. Она старательно пылесосила ковер, но никак не могла избавиться от воспоминания об искаженном лице тряпичной куклы.

Девочка вбежала в комнату... и споткнулась... Девочка упала на что-то мягкое, и ее руки коснулись чего-то мокрого и липкого... Она посмотрела вверх и увидела...

«Что я увидела? — ожесточенно спрашивала себя Пэт. — Что я тогда увидела?!»

Ее руки без участия сознания стирали жирный порошок, полировали замшевой тряпицей темное дерево столов, приподнимали антикварные безделушки, отодвигали стулья...

Что же я увидела?

Она начала расставлять мебель по местам. Нет, не так, этот столик нужно поставить в простенок, лампу — на рояль, а кресло-качалку возле французского окна.

Только закончив, она поняла, что делает.

Кресло-качалка. Грузчики поставили его слишком близко к роялю.

Она бежала по коридору и пронзительно кричала: «Папочка, папочка!..» Она споткнулась о тело матери. Мать истекала кровью. Она посмотрела вверх, а потом...

А потом — темнота...

Было уже почти три часа. Пэт больше ни о чем не могла думать. Она чувствовала себя совершенно измученной, нога разболелась. Сейчас ее хромота бросилась бы в глаза каждому. Пэт отнесла пылесос на место и потащилась наверх, в спальню.

В восемь утра ее разбудил телефонный звонок. Это был Лютер Пелхэм. Даже спросонья Пэт поняла, что он в ярости.

— Пэт, я так понял, что к вам кто-то влез прошлой ночью. У вас все в порядке?

Она несколько раз зажмурила и быстро открыла глаза, пытаясь стряхнуть остатки тяжелого сна.

— Да.

— Вы сделали первую страницу сегодняшней «Трибюн». А каков заголовок! «Жизнь телеведущей под угрозой». Позвольте зачитать вам первый абзац: "После серии странных угроз, полученных известной тележурналисткой Патрицией Треймор за последние две недели, произошло вторжение в ее джорджтаунский дом. Угрозы были связаны с ее работой над документальной программой «Сенатор Абигайль Дженнингс. Биографический очерк». Передача должна выйти в следующую среду, ее готовит студия кабельного телевидения «Потомак».

Как раз такая реклама сейчас необходима Абигайль!

— Сожалею, — пробормотала Пэт. — Я пыталась не допустить репортера к записке.

— А вам не пришло в голову позвонить вместо полиции мне? Честно говоря, я считал вас более сообразительной, чем вы оказались этой ночью. Мы могли нанять частных детективов, охранника, который присматривал бы за вашим домом. Угрожал-то, наверное, какой-то чокнутый, а теперь весь Вашингтон сгорает от любопытства: кто и почему так ненавидит Абигайль?

Он прав, подумала Пэт и повторила:

— Сожалею. Но когда вы обнаруживаете, что у вас в доме побывал какой-то псих, и опасаетесь, что он спрятался в шести футах от вас, на веранде, то, по-моему, звонок в полицию — вполне естественная реакция.

— Ладно, бесполезно обсуждать это, пока мы не определили размер ущерба. Вы видели фильмы Абигайль?

— Да, и отобрала несколько чудесных кусков для монтажа.

— Вы не говорили Абигайль о поездке в Эйпл-Джанкшен?

— Нет.

— Думаю, если вы все-таки достаточно сообразительны, то вообще не скажете ей об этом! Хватит с нее и того, что случилось с вами!

Не попрощавшись, Пелхэм бросил трубку.

По давно укоренившейся привычке Артур ежедневно ровно в восемь шел в булочную за горячими рогаликами, а на обратном пути покупал газету. Но сегодня он поступил наоборот. Ему так не терпелось узнать, есть ли в газете что-нибудь о взломе, что сначала он направился к газетному киоску.

Есть — и на самой первой странице! Он прочел сообщение, наслаждаясь каждой фразой, потом нахмурился. Репортер ни словом не обмолвился о тряпичной кукле Энн. По замыслу Артура, кукла должна была послужить и напоминанием о насилии, совершенном в этом же доме, и предостережением, что оно может повториться.

Он купил два рогалика с маком и направился обратно, к покосившемуся дому в трех кварталах от булочной, и поднялся в свою мрачную квартиру на втором этаже. Всего в полумиле отсюда проходила Кинг-стрит с дорогими ресторанами и роскошными магазинами, но этот район был убогим и запущенным.