Андрей Уланов - Найденный мир

– А вы меня, товарищ Щукин, не лечите, не лечите! – вскинулся Николай. – В руки… ноги тут в руки надо брать, вот чего!

– Вот как? И что же, – скептически осведомился «доктор», – вы предлагаете по этому поводу?

– Как это «что»? – опешил Николай. – Ясное дело – бежать!

– Бежать?! – удивленно переспросил «доктор». – Простите, но куда? Здесь вокруг даже не дальневосточная тайга, а куда более дикие места. Даже временно забыв про бродящий вокруг паноптикум хищных тварей… пешком отсюда не выбраться, а оставшийся на «Манджуре» Бутаков не поведет корабль назад без прямого приказа капитана… и я очень сомневаюсь, что нам удалось бы его как-то переубедить даже ненавязчивым тыканьем ствола под ребра.

– Так, – горячо зашептал Николай, – я и не про «Манджур» толкую, Сергей Константинович. Леший с ней, с этой калошей… к британцам надо тикать. У них броненосец, силища, любая здешняя тварюка клыки пообломает.

– Возможно, и обломает, – задумчиво произнес «доктор». – Если, конечно, в здешних краях не отыщутся еще более чудовищные левиафаны. Но главный вопрос даже не в этом. Будь мы в Лондоне, за нас почти наверняка бы вступились представители либеральной оппозиции, пресса. В крайнем случае, – «доктор» желчно усмехнулся, – сыскалась бы экзальтированная барышня из числа суфражисток, всегда готовая поддержать борьбу за свободу, не важно чью и против кого. Но среди офицеров Королевского флота такие вряд ли найдутся. А значит, место на броненосце придется заслужить … какими-то иными способами.

– Ну вы меня совсем уж за дитятко не держите, товарищ Щукин, – обиженно произнес Николай. – Что в доверие им придется втираться, это дело понятное. Чай, оно не впервой… и с жандармами, бывало, в игры играли. Эх, – вздохнул он, – жаль, не вышло узнать, где у немцев лагерь поставлен.

Он хотел добавить еще что-то, но замолчал, удивленно глядя на «доктора» – тот сидел, закрыв глаза и даже чуть запрокинув голову. Словно беспечный грибник, присевший на пенек в насквозь знакомом и безопасном лесочке, где и волков крайний раз видели, дай бог памяти, при государе Александре – еще когда он Освободителем не стал. До сего дня подобное спокойно-расслабленное выражение лица «доктора» Николай замечал всего раза два, не больше, и оба раза, как и сейчас, в обстоятельствах, ничуть не способствующих безмятежному отдыху. Вероятно, и сейчас, решил Николай, «доктор» занят обдумыванием его предложения – вот только нынешние обстоятельства были куда как похлеще.

На самом деле «доктор» сейчас думал не о нем и даже не о его предложении. Сергея Константиновича, записанного в приходскую книгу совсем под иным именем – уже наполовину позабытым, затертым десятками фальшивых имен, как изначальная побелка стены под слоями дешевых обоев, – сейчас куда больше занимала собственная метаморфоза. С точки зрения продолжения борьбы, предложение напарника было, в общем, вполне логичным – переход к британцам сулил неплохие шансы выжить и вернуться за Разлом. Однако «доктор» вдруг осознал, что идея эта ему не просто не нравится – она противна ему, как любил говорить один из его учителей, на органическом уровне. Это было неожиданно, непонятно – и, следовательно, нуждалось в тщательном обдумывании.

Дело, конечно же, было не в самом факте предательства людей, с которыми пришлось долгое время делить хлеб, соль и опасности. Подобное давно уже стало частью жизни в подполье, порой вынуждавшей жертвовать даже своими – когда уж тут думать о чужих, да еще таких, что, случись иные обстоятельства, охотно сыграли бы роль расстрельной команды. Нет, противодействие определенно шло откуда-то глубже, дальше – и, пожалуй, масштабнее. За последнюю мысль/ощущение «доктор» зацепился, словно Тесей за нить, – и принялся сматывать клубочек.

Масштаб… да, масштаб у этого предательства был бы сродни злодейству Искариота. Здесь и сейчас, на берегах Зеркальной бухты, решалась не просто судьба нескольких сотен русских, немцев и англичан – первая война Нового мира должна была определить, чья страна получит фору в забеге с невиданной со времен Колумба ставкой. Шансы «владычицы морей» и без того высоки, если же «Манджур» не вернется, то Россия, скорее всего, и вовсе не будет допущена к разделу пирога.

«Прекрати, – мысленно приказал себе «доктор», – перестань. Ты уже давно не восторженный юнец, мечтавший нести свободу братским народам Балкан под знаменами Белого царя. С точки зрения грядущего – исторически неизбежного – царства всеобщей свободы, равенства и братства совершенно без разницы, кому достанутся эти земли здесь и сейчас. И уж точно никому не будет интересно, какого цвета мундиры были на полегшей здесь горсти оболваненных пешек. Да и поздновато становиться патриотом, разменяв пятый десяток лет, – особенно с твоей-то биографией…»